В предстоящее воскресенье в Турции одновременно стартуют президентские и парламентские выборы. Их результат — сохранение власти действующего президента Реджепа Эрдогана или победа оппозиции — может привести к серьезным политическим изменениям в стране и в регионе. О возможных развилках ситуации в одной из крупнейших стран Ближнего Востока HSE Daily побеседовал с директором Центра изучения стабильности и рисков факультета социальных наук НИУ ВШЭ Андреем Коротаевым и его заместителем Леонидом Исаевым.

— Давайте напомним читателям, когда нынешний президент Реджеп Тайип Эрдоган возглавил Турцию.

— В этом году мы отмечаем юбилей правления Эрдогана: в 2003 году он стал премьер-министром Турции, а затем, в 2014-м, — президентом. Можно сказать, что практически весь XXI век Турцией правит Эрдоган и его Партия справедливости и развития.

— Какие слои населения Турции можно назвать электоральной базой поддержки нынешнего президента?

— Если мы посмотрим на результаты выборов и голосования на референдумах в Турции, мы увидим: за него голосовала турецкая глубинка, азиатская неприбрежная Турция, это прежде всего деревни и небольшие города. Это не Стамбул, не Анкара, не туристические районы Средиземноморья и Эгейского побережья.

Однако и в больших городах, где оппозиция имеет заметное большинство, 30–40% населения поддерживает Эрдогана.

— Какие политические и социально-экономические решения позволили ему завоевать, а затем сохранить симпатии большинства турок?

— Начнем с политических решений. Один из главных факторов политического долгожительства Эрдогана — он хорошо чувствует имперские настроения и запрос на имперскость. Он четко сформулировал идеи неоосманизма и неопантюркизма, высказал идею возрождения великой Турции, и эти идеи нашли отклик у многих турок.

Большую роль в его успехе сыграли также идеи умеренного исламизма. Эрдогану удалось найти удачное сочетание, где принятие модернизации и отчасти европеизации сочетается с умеренным соблюдением норм шариата, не имеющим ничего общего с таковым в нынешнем Иране. Несмотря на реформы основателя нынешней Турции Кемаля Ататюрка и его преемников, ислам остался доминирующей религией, и спрос на политику с исламскими элементами остался, особенно в глубинке. Использование Эрдоганом и его Партией справедливости и порядка исламских лозунгов позволило ему завоевать много сторонников.

В экономике Эрдогану и его соратникам также удалось добиться успехов: темпы роста ВВП Турции были достаточно высокими, около 5% в год и более, они заметно опережали среднемировые. Доступный кредит и низкие ставки помогали развитию бизнеса и потребительскому росту. Но теперь эти же элементы экономической политики Эрдогана привели к разгону инфляции, который способен стать одним из факторов его возможного поражения.

— Приходилось ли менять законы, чтобы продлить полномочия нынешнего президента Турции?

— Изменения потребовались сразу после победы Партии справедливости и развития на выборах 2003 года. Эрдоган из-за судимости за подстрекательство на религиозной почве не мог занять пост премьера. Чтобы снять ограничения, потребовались поправки в законы. Можно сказать, что с этих поправок и началась большая политическая карьера Эрдогана.

До 2014 года президент Турции избирался парламентом, в 2014-м состоялись первые всеобщие президентские выборы. Они стали возможными в результате референдума, проведенного по инициативе Эрдогана, это было частью стратегии по его переходу на президентский пост.

Наконец, на референдуме 2017 года граждане Турции с небольшим перевесом одобрили поправки к Конституции, позволившие перейти от парламентской республики к президентской и существенно расширившие полномочия Эрдогана, укрепив его позиции.

— Как Эрдогану удается балансировать интересы Турции, сохраняя страну в НАТО и поддерживая тесные отношения с Россией?

— Вероятно, другого варианта у Турции нет, страна является членом НАТО, но ее нельзя назвать безусловной частью Запада. Отношения со странами ЕС и с США в последние годы складывались непросто. Турция находится между НАТО и Россией, между глобальными полюсами, и в такой ситуации наибольшую выгоду может приносить политика балансирования. Страны, выбирающие определенную позицию, находясь между двумя глобальными игроками, больше рискуют. Мы видели, что Анкара негативно относится к присутствию России в Сирии, но и в такой ситуации наилучший вариант — поддерживать диалог со страной, с которой есть противоречия по многим позициям.

Мы видим, что за время конфликта на Украине больше всего выиграли страны, которые балансируют: это Китай, Турция, Индия, страны Персидского залива. Это, наверное, единственная успешная стратегия.

— Каковы ключевые партии и действующие лица нынешней оппозиции? Есть ли у нее кандидаты, способные конкурировать с Эрдоганом?

— После долгих консультаций шесть оппозиционных партий договорились выдвинуть единого кандидата Кемаля Кылычдароглу, возглавляющего старейшую в стране Республиканскую народную партию, основанную Кемалем Ататюрком. Это повышает шансы оппозиции на победу. Кылычдароглу — компромиссная фигура, это опытный политик, в определенном смысле политический тяжеловес, в декабре ему исполнится 75 лет. Возможно, он не самая сильная фигура оппозиции, но сейчас ей важно выступить против Эрдогана единым фронтом. В случае успеха оппозиционеры решат, кто будет следующим. Не исключено, что они выбрали не самого сильного претендента, а кандидата, который намерен вернуть страну к парламентской республике и покинет свой пост, когда этот вопрос о возвращении к прежней системе правления будет решен.

Оппозиция сделала разумную ставку на голосование против, любая другая тактика была бы провальной.

— Чем нынешняя предвыборная ситуация отличается от предыдущих?

— Во-первых, у оппозиции есть единый кандидат. Во-вторых, небывалая инфляция и большие жертвы от землетрясения также могут способствовать поражению Эрдогана. Наконец, по сравнению с прошлыми выборами 2018 года накопилась большая усталость от его продолжительного правления, что повышает вероятность протестного голосования. Шансы Эрдогана на победу снизились, но его поражение не гарантировано.

— Какова вероятность второго тура?

— Шансы на второй тур велики, но шансы на победу одного из кандидатов в первом туре также нельзя назвать мизерными. Эрдогана и Кылычдароглу поддерживают по 45–47% избирателей, кроме них есть еще два претендента, но они наберут не более 3–4% голосов каждый. Поскольку симпатии между двумя главными кандидатами поделены примерно поровну, второй тур, вероятнее всего, состоится.

— Чего ожидать от парламентских выборов?

— Неочевидно, что оппозиция в случае победы на президентских выборах сможет взять под контроль и парламент.

Сейчас у ПСР не хватает несколько голосов до большинства. Даже в случае частичного поражения у нее будет больше депутатов, чем у любой другой партии, и необязательно, что в Национальном собрании оппозиция будет действовать так же согласованно, как на выборах президента.

Шансы ПСР проиграть парламентские выборы ниже, чем у Эрдогана — проиграть президентские. У оппозиции мало шансов создать коалицию наподобие той, которая выдвинула Кылычдароглу.

Вероятен вариант сочетания оппозиционного президента и парламентского большинства ПСР, и это повышает риски дестабилизации.

— Возможны ли, по Вашему мнению, массовые волнения оппонентов или сторонников Эрдогана, недовольных результатами выборов?

— Шансы достаточно велики. В Турции структурные факторы — средний уровень экономического развития, гибридная политическая система, высокий уровень коррупции и инфляции и большой центр-периферийный диссонанс — благоприятствуют невооруженным революционным эпизодам. Например, если Эрдоган победит в стране, а оппозиция — в столице и прибрежных регионах, это может стать фактором серьезной дестабилизации. Согласно расчетам по математическим моделям, вероятность революционного эпизода — 9–10%. Это очень высокий уровень, аналогичный был в Тунисе накануне волнений 2011 года и в Сербии в 2000-м.

Отрыв победителя от побежденного будет небольшим, и есть вероятность, что проигравшая сторона назовет это следствием фальсификаций и призовет своих сторонников выйти на улицу. Протесты гарантированы, а вероятность их перерастания в полноценный революционный эпизод достаточно велика.

— Возможен ли в Турции длительный период турбулентности?

— Анализ нынешних факторов показывает высокую возможность невооруженного революционного эпизода, но высокая вероятность гражданской войны не просчитывается. Есть факторы, препятствующие ей: достаточно высокий уровень ВВП, образования, урбанизации, относительно немолодое по восточным меркам население. Этот набор причин в пользу того, что гражданская война достаточно маловероятна. Вероятны обострения в курдских районах, но в центральной Турции возможность вооруженных столкновений очень низкая, в отличие от вероятности невооруженных волнений.

— Вероятно ли, что Турция в случае смены власти утратит статус ведущей региональной державы?

— В краткосрочный период это возможно при сценарии масштабных революционных событий и гражданского конфликта. Однако в более длительной перспективе это маловероятно: роль Турции в ближневосточной политике велика вне зависимости от того, кто придет к власти. Турция может быть больше сфокусирована на внутриполитических проблемах, но страна вряд ли выключится из региональных процессов.

— Как смена власти может повлиять на отношения между Турцией и Россией?

— Турецкая внешняя политика вряд ли серьезно изменится. Действуют несколько факторов, препятствующих резким зигзагам. Есть парламент, который сохраняет важную роль в турецкой политике.

Оппозиционный президент будет ограничен позицией парламента и обязательствами перед другими партиями оппозиционной коалиции. Он в большей степени сосредоточится на внутритурецких проблемах.

Кылычдароглу говорит, что надо улучшить отношения с Западом, но его победа вряд ли приведет к переходу Турции на ярко выраженный проамериканский и прозападный курс. Сомнительно, что в нынешних условиях новый президент пойдет на резкое охлаждение отношений с Москвой. Вероятнее всего, он будет пытаться выстраивать диалог с Россией.

Другое дело, что у Эрдогана установились взаимопонимание и доверительные отношения с президентом России Владимиром Путиным, а новому президенту придется их выстраивать заново.