Почему геополитические и экономические успехи Китая вызывают не только восхищение, но и страх? За что внешнюю политику Поднебесной называют дипломатией «боевых волков»? Есть ли дружба между Москвой и Пекином? О принципах китайской внешней политики рассказала заместитель заведующего Азиатско-тихоокеанским сектором Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, академический руководитель программы «Международные отношения» Анастасия Пятачкова, выступая в рамках Лектория молодых ученых Вышки в КЦ ЗИЛ.

Китайское экономическое чудо

Сегодня Китай — одна из ведущих мировых держав, занимающая лидирующие позиции по многим макроэкономическим показателям, в том числе первое место в мире по объему ВВП, рассчитанного по паритету покупательной способности. По поводу китайской внешней политики ведутся активные дискуссии: стоит опасаться Китая или, напротив, имеет смысл наращивать с ним более тесное партнерство, отмечает Анастасия Пятачкова. Спектр мнений и позиций наглядно иллюстрирует часто используемые метафоры и сравнения: Китай сравнивают то с драконом, то с пандой в зависимости от того, пытаются ли изобразить КНР в качестве грозного и циничного партнера или создать хорошие ассоциации с этим государством.

На фоне текущего роста интереса к Китаю даже странно представить, что всего несколько десятилетий назад Китайская Народная Республика была сравнительно отстающей страной. Один из наиболее ярких примеров, на котором можно проследить масштаб и качество изменений в стране в процессе экономических преобразований, — Шэньчжэнь: всего за четверть века из полупустого сельского провинциального городка он превратился в современный мегаполис с небоскребами и множеством промышленных предприятий, рассказывает Анастасия Пятачкова.

На протяжении всей своей новой истории Шэньчжэнь служил точкой входа для зарубежных инноваций и инвестиций. Всего за 40 с небольшим лет население города увеличилось с нескольких сотен тысяч до более чем 17 млн человек. И скорость изменений заметна не только на старте: хотя метро в городе открылось лишь в 2004 году, уже в 2021-м мегаполис стал вторым в рейтинге комплексной конкурентоспособности городов КНР.

Как же Китаю удалось достичь таких результатов? Наибольшую роль в запуске «китайского экономического чуда» сыграл Дэн Сяопин, лидер Коммунистической партии Китая и фактический руководитель страны с конца 1970-х, который сохранял неформальное политическое влияние даже после смены руководства КНР — вплоть до своей смерти в 1997 году. Жизнь Дэн Сяопина — это, по сути, мини-иллюстрация к истории КНР: китайский политик, занимавший высокие посты в руководстве страны с 1949 года, пережил репрессии и ссылки, а его сын пострадал от радикальных отрядов маоистов во время «культурной революции».

Сложности не сломили Дэн Сяопина: он смог вернуть свое влияние и, заняв в 1978 году одну из ключевых должностей в руководстве страны, начал проводить реформы. Именно во времена Дэн Сяопина (конец 1970-х — начало 1990-х годов) в КНР стала активно развиваться промышленность (в том числе за счет привлечения зарубежных инвестиций), страна открылась миру: китайские студенты ездили за границу на стажировки, в Китай начали приезжать многочисленные иностранные специалисты, в том числе из западных стран. В то же самое время последовали экономические эксперименты: внедрение рыночных элементов в экономику, создание особых экономических зон.

Однако путь Китая к успеху не был простым. События на площади Тяньаньмэнь — массовые протесты студентов в 1989 году, жестоко подавленные Народно-освободительной армией, — во многом стали реакцией на последствия рыночных реформ и политики открытости. Это инфляция, безработица, социальное расслоение. «После этих событий в отношении Китая были введены санкции со стороны Запада, в первую очередь в военной сфере», — поясняет Анастасия Пятачкова. Обострение политической ситуации с новой силой поставило перед страной вопрос: нужно ли продолжать курс на реформы дальше? Существенную роль в поиске ответа на него также сыграл Дэн Сяопин, совершивший в 1992 году знаменитую поездку на юг страны для разъяснения необходимости реформ. Именно она во многом определила облик Китая на десятилетия вперед. 

Трансформация внешней политики

В начале развития отношений КНР с западным миром многие, особенно руководство США, исходили из того, что Китай станет частью мировой экономики, интегрируется в нее, что, в свою очередь, обернется триггером для политических изменений в стране и позволит полноценно включить КНР в либеральный мировой порядок. Но реформы внутри страны оказались ограничены только экономикой и развивались при сохранении идеологического базиса — социализма с китайской спецификой.

Все более активное участие Китая в мировой торговле позволило ему разбогатеть и нарастить экономическую и политическую силу, а в ряде отраслей — стать полноценным конкурентом ведущих западных держав. В случае с США еще одной серьезной и постоянной темой, помимо спекуляций с курсом юаня, стал торговый дефицит: по итогам 2017 года он достиг 375,2 млрд долларов, в связи с чем Вашингтон обвинил Пекин в нечестной конкуренции. В руководстве Китая заявляли, что дисбаланс в двусторонней торговле стал следствием внутренней экономической политики США.

Совокупность этих факторов послужила поводом для усиления расхождений в отношениях Китая с Западом, полагает Анастасия Пятачкова, и привела к началу торговой войны между КНР и США в 2018 году. 22 марта 2018 года президент США Дональд Трамп подписал меморандум «О борьбе с экономической агрессией Китая», начались ограничения в части поставок китайской продукции. Также КНР была обвинена в нарушении прав интеллектуальной собственности, несправедливой и дискриминационной политике трансфера технологий. С марта 2018 года противостояние в торгово-экономической сфере стало еще более заметным: США ввели ввозные пошлины на сталь и алюминий, Пекин ответил пошлинами на ввоз ряда американских товаров. Эти тенденции усиливались, и к концу года взаимные ограничения затрагивали торговлю продукцией на десятки миллиардов долларов. Кроме того, США внесли несколько крупных китайских компаний, включая телекоммуникационного гиганта Huawei, в черный список, что накладывало существенные ограничения на их деятельность в США.

С 2019 года обе стороны периодически предпринимали попытки урегулирования кризиса, в 2020 году было заключено соглашение о первой фазе сделки об урегулировании двусторонних торговых споров, которое обеспечило сохранение взаимозависимости экономик США и Китая. Однако с началом пандемии в отношениях двух стран снова наступило ухудшение: последовали новые санкции и ограничительные меры. Вместе с тем прямое влияние санкций оценивается не всегда пропорционально принятым мерам: так, в 2020 году, несмотря на общее обострение отношений, товарооборот между Китаем и США вырос за год на 28,7%.

Теория «китайской угрозы» и дипломатия «боевых волков»

Одновременно с ростом совокупного геополитического и экономического потенциала КНР в общественной дискуссии и публикациях экспертов все чаще можно встретить обеспокоенность по поводу последствий увеличения мирового влияния Китая. Этот нарратив стал известен как теория «китайской угрозы». Важным компонентом здесь является напористая китайская внешняя политика, которая часто находит свое проявление в достаточно резких заявлениях китайских дипломатов, а также в последовательном отстаивании КНР своих национальных интересов в отношении проблемы Тайваня, Южно-Китайского моря и по ряду других направлений. Для описания характера китайской политики иногда даже стали использовать специальный термин — дипломатия «боевых волков» (по названию знаменитого китайского фильма Джеки У «Война волков» 2015 года).

«Нарастание опасений традиционно связывают с активной китайской внешней политикой, особенно по вопросам, относящимся к коренным интересам Китая», — обращает внимание Анастасия Пятачкова. Спусковым крючком для подобных обсуждений часто становится вопрос о «долговых ловушках». На данный момент Китай ведет много инфраструктурных проектов в странах третьего мира, а также выступает в роли крупного международного кредитора. В случае невозможности выплаты долгов КНР, как правило, предлагает альтернативные варианты погашения задолженности. Так, в 2017 году Шри-Ланка на 99 лет передала в аренду КНР глубоководный порт в счет части ее выплат по кредиту, что было расценено рядом экспертов как попытка Китая использовать проблемы партнеров для укрепления своего влияния. Вместе с тем Анастасия Пятачкова подчеркивает, что проблема не так однозначна: с одной стороны, выдача заведомо невозвратных средств сопряжена с очевидными репутационными издержками, с другой — инфраструктурные проекты часто окупаются лишь вдолгую, а кроме того, для развивающихся стран с плохой кредитной историей может не найтись альтернативных источников финансирования, в то время как потребность в развитии у них остается. В этом смысле китайское участие в данном процессе имеет свои позитивные эффекты.

Еще один широко тиражируемый повод для опасений относительно китайской политики во многом связан с историческим и культурным опытом КНР, а именно с беспокойством о том, что Китай возрождает так называемую данническую систему. «С древних времен в Китае существовала такая система: есть Поднебесная — в центре, а вокруг нее — варвары. Между ними устанавливаются иерархические отношения, основанные на особых ритуалах и экономическом обмене», — поясняет исследовательница.

Важной частью политики КНР является проблема Тайваня. На острове существует Китайская Республика, основанная сторонниками проигравшей коммунистам партии Гоминьдан. Независимость Тайваня признана только 14 странами (13 странами — членами ООН и Ватиканом), между тем среди них нет крупнейших мировых держав, в том числе США. Последние предпочитают сохранять статус-кво: поддерживают Тайвань, но формально признают «политику одного Китая». Пекин же безоговорочно считает Тайвань своей территорией. Например, в 2021 году руководство КНР ввело санкции против Литвы (ограничения на торговлю товарами, выдачу виз гражданам этой страны, а также понижение уровня дипломатических отношений) из-за того, что в столице прибалтийской республики было открыто дипломатическое представительство Тайваня.

«Дальнейшая внешняя политика Пекина во многом будет зависеть и от решения внутренних задач», — отмечает эксперт. Сегодня в стране стоят проблемы демографии и качества жизни: старение населения, гендерный дисбаланс с перевесом в сторону мужчин, а также проблемы экологии — смог в крупных городах и плохая экологическая обстановка, которые ведут к ухудшению здоровья и качества жизни жителей Поднебесной. Важно понимать, что современная КНР — это страна со значительными различиями в экономическом потенциале ее регионов: существенной концентрацией капиталов и гораздо более высоким уровнем жизни на востоке Китая по сравнению с его западными провинциями.

Для реализации задач внутреннего развития в 2020 году в Китае была принята стратегия «двойной циркуляции», которая заключается в сочетании политики открытости миру с переориентацией экономики на внутреннего потребителя, что должно обеспечить возможности по достижению долгосрочных экономических целей КНР.

Китай и Россия — дружба или деловое партнерство?

Отвечая на вопрос, является ли Китай другом России, Анастасия Пятачкова говорит, что во внешней политике КНР в основном преобладают не эмоции, а прагматизм. Россия — важный партнер для Китая, у обеих стран во многом совпадают позиции по основным геополитическим вопросам. За годы продуктивного сотрудничества стороны накопили достаточно большой опыт и потенциал для дальнейшего развития отношений.

Одновременно в центре экспертных обсуждений находится вопрос о растущей асимметрии в отношениях между странами. Также большая доля неопределенности связана с исходом текущего кризиса на Украине, во время которого часть контрагентов заняли выжидательную позицию. Частично замешательство на отдельных направлениях сотрудничества, которое мы сейчас видим, связано с разрывом логистических цепочек или нехваткой инфраструктурных мощностей: нужно время для выстраивания новых связей. При этом исследовательница акцентирует внимание на том, что на сегодняшний день в условиях санкций имеется много перспективных направлений сотрудничества наших стран: микроэлектроника, автопром, отдельные направления промышленности.

Анастасия Пятачкова также высказала мнение, что в контексте украинского кризиса 2022 года КНР сохраняет политику «дружественного нейтралитета». Прогнозировать дальнейшее развитие отношений на данный момент трудно, поскольку внутри страны существуют разнонаправленные тенденции, особенно со стороны банков и компаний, часть из которых пока предпочитает занимать выжидательную позицию.

Товарооборот между Россией и Китаем за январь — апрель 2022 года вырос на 25,9% и достиг 51,09 млрд долларов. По данным Главного таможенного управления КНР, за четыре месяца экспорт из Китая в Россию составил 20,24 млрд долларов, импорт из РФ в КНР — 30,85 млрд долларов. Россия поставляет в Китай нефть, природный газ, уголь, медь и медную руду, древесину, топливо и морепродукты. КНР — электронику, одежду, обувь, промышленное и специализированное оборудование, детские игрушки, транспортные средства и пр. Минэкономразвития России в начале февраля заявило, что страны договорились нарастить объем двусторонней торговли до 200 млрд долларов к 2024 году.

Фото: Высшая школа экономики