Национальная политика советского государства в разные периоды колебалась от «плавильного котла», предполагавшего сглаживание различий между народами, населявшими бывшую империю, до подчеркивания их особенностей. Институт советской и постсоветской истории (ИСПИ) ВШЭ провел международную конференцию «Национальные отношения в СССР: политика и повседневность». HSE Daily рассказывает о некоторых представленных исследованиях.

Открывая конференцию, ведущий научный сотрудник ИСПИ Людмила Новикова подчеркнула важность сохранения научных связей, продолжения исследований в сложный период и поддержания международных контактов. Национальные проблемы пронизывают весь мировой исторический процесс, продолжил главный научный сотрудник ИСПИ Олег Хлевнюк. Он отметил, что историки изучают национальную политику, межнациональные отношения в сочетании с другими проблемами.

Одна из секций конференции была посвящена изучению советской национальной политики в контексте международных событий.

Советские офицеры Войска польского

Ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Алексей Безугольный представил доклад «После Андерса: Польские воинские формирования в СССР в 1943–1945 гг. Политические и этнические аспекты». Формирование польских воинских соединений в СССР в 1943–1945 годах, рассказывает он, происходило после разрыва между Москвой и правительством Польши в эмиграции из-за оглашения сведений о расстреле польских военнопленных в Катыни в апреле 1943 года.

Источниками исследования стали материалы управления Красной армии по укомплектованию, хранящиеся в Центральном архиве Минобороны России.

Армия создавалась быстро: в марте 1943 года началось формирование 1-й польской дивизии, в августе — корпуса в составе двух дивизий, танковой бригады и специальных частей, в декабре — 3-й дивизии. В марте 1944 года была сформирована 1-я польская армия, в июне — 2-я, и, наконец, в августе приступили к созданию 3-й армии и управления Польского фронта, который, как предполагалось, будет играть ключевую роль в освобождении Польши. К концу Великой Отечественной войны польская армия на советско-германском фронте выросла до 15 дивизий, она имела значительное количество артиллерии, танков и самолетов.

При этом база формирования была ограниченной: большая часть боеспособных граждан Польши, оказавшихся в СССР после событий 1939 года, покинула страну с армией генерала Владислава Андерса летом 1942-го.

При формировании 1-й дивизии в места ее дислокации прибыло около 15 000 человек, что существенно превышало численность дивизии. Однако набрать польских граждан на корпус было непросто из-за их плохого физического состояния после заключения и ссылки. Тогда в польскую армию начали переводить из Красной армии поляков из числа советских граждан.

В 1943 году были откомандированы 34 000, в 1944-м — 10 000, затем, отметил автор доклада, этот источник иссяк, и пришлось искать новые ресурсы. Польский корпус перебросили на освобожденную территорию Украины, где началась мобилизация. Поляки от нее часто уклонялись, поэтому в польскую армию призвали немало украинцев и белорусов. Отношение разных народов к мобилизации отличалось: украинцы шли в польскую армию неохотно из-за взаимного недоверия, а белорусы, особенно католики, совершенно спокойно.

С начала освобождения Центральной Польши, расположенной между «линией Керзона» и Вислой, летом 1944 года Советский Союз позволил Польскому комитету национального освобождения проводить мобилизацию на своей территории. Комитет торопился с ее началом из-за конкуренции с Армией Крайовой, подпольной военной организацией, подчинявшейся правительству в эмиграции, также пытавшейся организовать призыв.

В итоге из намеченных 137 000 призвали 50 000. Только после полного освобождения польской территории зимой 1945 года и налаживания работы мобилизационных органов польской армии призвали более 100 000 человек. Однако это не решило всех проблем комплектования: часть польских офицеров, находившихся в оккупации, оказалась не готова к современной тактике и применению новейшей боевой техники, многие уходили в Армию Крайову, говорит эксперт.

Из-за нехватки кадров младших офицеров готовили в советских военных училищах, а старшие переходили из Красной армии. Кроме того, целые части переводили из РККА в Войско польское, что особенно характерно для танковых войск и авиации. Смешанный национальный состав польской армии сохранялся и в 1945 году. Сюжет знаменитого кинофильма «Четыре танкиста и собака», где экипаж танка состоял из трех поляков и грузина, не стоит считать безосновательной выдумкой. Всего через Войско польское прошли 15 000 советских офицеров, из них 900 погибли.

Большинство высших должностей в ВП занимали советские офицеры. После окончания войны руководство Войска польского стремилось максимально быстро откомандировать их в Красную армию: только в 1945 году туда отправили 6000 человек.

В целом, по мнению Алексея Безугольного, советские органы военного управления справились с задачей формирования армии, ставшей форпостом влияния СССР в Восточной Европе.

Лагерный интернационал

Старший научный сотрудник ИСПИ Артем Латышев представил доклад «Контингенты проверочно-фильтрационных лагерей НКВД как объекты национальной политики».

Проверочно-фильтрационные лагеря (ПФЛ), напомнил он, первоначально предназначались для проверки советских военнослужащих, попавших в плен и окружение. По мере освобождения западных регионов СССР и Восточной Европы туда также поступали их жители, в том числе участники антинацистского подполья, а после завершения войны туда нередко направляли узников немецких концлагерей и жителей стран Европы. Например, в одном из лагерей, находившихся в Донбассе, содержали советских солдат, репатриантов из числа угнанных на принудительные работы, поляков, считавшихся бойцами польской Армии Крайовой, и интернированных немцев, а также латышей и эстонцев.

Первыми «непрофильными» обитателями ПФЛ стали жители оккупированных территорий, бывшие работники местных органов управления и полицейские, не обвиненные в пособничестве нацистам.

Затем прибыли интернированные, их отправка в СССР преследовала две цели: обезопасить тыл в странах Восточной и Южной Европы и получить «трудовые репарации». В лагеря отправились фольксдойче из освобожденных Красной армией стран.

Всего были интернированы 280 000 фольксдойче и отчасти жители прежних восточных земель Германии, отошедших после 1945 года к Польше. В начале 1945 года, например, начались аресты редакторов газет, мелких чиновников нацистской администрации, к этой же группе относили поляков из Армии Крайовой, русских эмигрантов, живших в Европе, и их потомков.

Использовать многих из них на тяжелых работах для восстановления разрушенной советской экономики не всегда было возможно. В лагеря приехало немало больных и женщин, в том числе с маленькими детьми, и подростков.

Национальные контингенты массово поступали в 1944–1945 годах, к 1947-му их приток резко снизился. Артем Латышев рассказал, что в трех лагерях (где есть полная статистика) смертность колебалась от 55 до 62%, ее основной причиной называлась дистрофия. Он пояснил, что не все интернированные добирались до лагеря. Например, из эшелона в 4750 человек, отправленных из Восточной Пруссии в Кемерово, до места назначения добрались около 3500, судьбу остальных лагерным сотрудникам выяснить не удалось.

Отношение к разным контингентам существенно отличалось. Русские эмигранты или их потомки, родившиеся в Европе, считались советскими гражданами, их пытались «перевоспитывать», и они несли ответственность по советским законам, это относилось и к жителям присоединенных к СССР накануне Великой Отечественной территорий. Например, требования поляков из Виленской области вернуть их в Польшу не увенчались успехом, их отправили в Сталиногорск (ныне — Новомосковск Тульской области) добывать бурый уголь.

Наиболее антисоветски настроенными считались уроженцы стран Балтии. Руководители ряда лагерей считали их саботажниками, считали, что они уклоняются от работы под надуманными предлогами и чаще других обитателей лагерей симулируют болезни. Однако в лагере в подмосковных Подлипках, где у заключенных были приемлемые бытовые условия и работа, уроженцы Прибалтики недовольства не проявляли.

Отдельной категорией были солдаты Туркестанского и Азербайджанского легионов, а также советские пленные, служившие в немецкой армии.

По мнению Артема Латышева, выделение узников по национальному признаку, отношение Москвы и руководства лагерей к разным этническим группам отражали представления о новых государственных границах и переходе к иному мироустройству.

Руководство НКВД и отдельных лагерей придерживалось особой политики в отношении жителей слабо советизированных территорий и стремилось изъять потенциально опасные группы населения для скорейшего успокоения занятых регионов. Одновременно они стремились наказать максимальное число военных преступников и найти как можно больше людей для работ.

На сессии также были представлены доклад профессора Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова Татьяны Трошиной на тему «Временное отступление от классовой борьбы: отношения властей и населения с иностранными капиталистами в 1920-е годы (на примере лесных концессий в Архангельской губернии)» и старшего научного сотрудника Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ Янины Карпенкиной «Внешнеполитические события августа — сентября 1939 г. в восприятии граждан СССР: сотрудничество с Германией, польский вопрос и трансформация советской идентичности».

На конференции также работали секции «Политика коренизации: задачи и результаты» и «Аспекты реализации национальной политики: пограничные споры, репрессии и религиозная политика».

Всего на конференции было представлено 12 докладов представителей НИУ ВШЭ, в ее работе приняли участие семь российских вузов, а также зарубежные университеты и исследовательские центры.