Россиянкам с высшим юридическим образованием было крайне сложно получить в России в конце XIX — начале XX века статус присяжного поверенного (адвоката) вследствие закона, который Сенат и суды трактовали как запрет на соответствующую профессию для женщин. Этот запрет был снят лишь после Февральской революции 1917 года. Тем не менее отдельным женщинам-юристам удавалось добиться зачисления в адвокатуру и вести гражданские споры на значительные по тем временам суммы, а в Финляндии, где действовали собственные законы, женщины-адвокаты официально участвовали в процессах.

Институт региональных исторических исследований НИУ ВШЭ провел семинар по истории женской адвокатуры в дореволюционной России. Ведущий научный сотрудник Центра изучения стратегий и практик регионального управления ИРИИ, руководитель Лаборатории исторической и экологической антропологии Тюменского государственного университета Евгений Крестьянников представил доклад «Женская адвокатура в поздней Российской империи: законодательство, политика, люди».

Докладчик напомнил, что институт адвокатуры в России начал действовать после проведенных в 1860-е годы судебных реформ Александра II, однако присяжными поверенными, занимавшимися уголовными и гражданскими делами, первоначально были исключительно мужчины, поскольку именно они могли получать высшее юридическое образование, необходимое для допуска к адвокатской практике. Но со временем ситуация стала меняться. В 1874 году была разрешена частная адвокатура, и образовательный ценз для входа в нее закон не предусмотрел. Первым частным поверенным в России, получившим необходимое свидетельство, считают Елизавету Козьмину, выпускницу Вятской гимназии и слушательницу акушерских курсов при Казанском университете. Она получила юридические знания и навыки, подрабатывая переписчиком у прокурора Казанского окружного суда, знаменитого в будущем юриста Анатолия Кон

Со временем она стала участвовать в судебных процессах как юрист. Благодаря ее знаниям и красноречию ее доверители смогли выиграть процесс о внушительном купеческом наследстве. Об активности женщины стало известно министру юстиции Константину Палену, и он циркуляром запретил такую деятельность. Елизавета Козьмина добилась отмены этого решения в Сенате, но закон 1876 года воспретил впредь россиянкам работать адвокатами и аннулировал уже имевшиеся разрешения.

В дальнейшем женщины пытались пробиться в адвокатуру через лакуны в законодательстве. В частности, Судебными уставами не запрещалось участие в некоторых категориях дел непрофессиональных защитников, чем иногда россиянки и пользовались.

Кроме того, в течение длительного времени на значительных территориях империи, в частности в Сибири, введение Судебных уставов откладывалось. Этим воспользовались Мария Аршаулова и Валентина Кичеева, выступившие защитницами в нескольких уголовных и гражданских процессах. Вторая, например, была представителем одной из сторон в деле, где оспаривалась собственность на 24 000 рублей — внушительную по тем временам сумму. Это означало признание доверителями профессиональных навыков и личных качеств юриста. Любопытно, что Иркутская судебная палата пыталась исключить Кичееву из процесса, но она добилась отмены постановления в Сенате, который разъяснил: женщинам запрещено участвовать как защитникам только в уголовном процессе. Аршаулова отмечала в одном из выступлений: женщины могут быть хорошими адвокатами, так же как и математиками и врачами. Заметим, что Аршаулова и Кичеева принадлежали к семьям, занимавшим видное положение в местном обществе. Братом первой был томский полицмейстер, а мужем — высланный в Сибирь по делу «червонных валетов» общественный деятель Всеволод Долгоруков, вторая была женой столоначальника общего губернского управления.

В 1896 году карьера Марии Аршауловой, Валентины Кичеевой и других адвокатесс на востоке завершилась: в Сибири вступили в действие Судебные уставы, не позволявшие женщинам заниматься представительством в судах.

Другим «островом», где допускалась работа женщин-адвокатов, стала Финляндия, в которой действовали собственные законы, близкие к шведским. В финских юридических фирмах широко применялся женский труд. Наиболее известными женщинами-юристами рубежа XIX–XX веков считаются Сигне Силен, Анна Окессон и Агнес Лундель.

Любопытно, что Окессон в 1896 году финляндский Сенат запретил заниматься адвокатской практикой, сославшись на закон 150-летней давности. Лундель, получившая образование в университете, начала юридическую карьеру в одном из отделов Сената, работала в городском управлении Або (ныне Турку). Знаменитой она стала после процесса Тайры Стремберг, которую вопреки ее воле отправили в сумасшедший дом. Как сообщали газеты, помещение суда не позволяло вместить всех желающих присутствовать на процессе.

Лундель попыталась принести присягу в качестве судьи, но ей отказали, и она продолжила работать адвокатом, в 1911 году организовала юридическую фирму, сначала совместно с однокашником, потом собственную. Бизнес, похоже, процветал, поскольку в начале Первой мировой войны она предложила передать под госпиталь купленную ею ранее 22-комнатную дачу.

С течением времени появились женщины, получивших высшее юридическое образование за границей и как вольнослушательницы российских университетов, они пытались проникнуть в адвокатуру через советы присяжных поверенных, а там, где они не действовали, — через окружные и мировые суды. В России было известно об успехах адвокатесс русского происхождения, в частности Елены Миропольской во Франции.

Екатерина Флейшиц и Александра Ярошевская получили высочайшее дозволение сдать экзамены, с 1911 года дипломы выдавались без них. В 1908 году Московский совет присяжных поверенных зачислил помощником присяжного поверенного Янину Подгурскую, такие же решения приняли в 1909 году Петербургский и Одесский советы, приняв Флейшиц и Ярошевскую. Минюст не успел среагировать на вольнодумство адвокатов.

6 ноября 1909 года Флейшиц как адвокат выступила в суде по делу о краже бильярдных шаров. В зале собралось много публики, прокурор потребовал не допускать женщину к защите подсудимых, суд ему отказал, после чего обвинитель покинул заседание.

Реакция на появление первой женщины-адвоката колебалась от восхищения и приветствия до неприятия. В черносотенной прессе насмешки над неудачей защитницы сочетались с нападками на национальной почве. «Дело Флейшиц» дошло до Сената, который подтвердил: женщины не имеют права участвовать в делах как адвокаты. Особенное упорство проявил Казанский совет присяжных поверенных, который после отмены первого решения о приеме женщины в адвокатуру повторил его в отношении еще двух дам с высшим юридическим образованием, за что его руководителей лишили доступа к делам на полгода и год соответственно.

После скандала с Флейшиц в ноябре 1909 года 100 депутатов Госдумы разработали законопроект о разрешении женской адвокатуры, в мае его одобрило большинство Госдумы, однако в январе 1913 года его, несмотря на речь Анатолия Кони, поддержавшего инициативу, отклонил Госсовет.

Тем не менее женщины выступали как поверенные в делах в мировых судах. Когда Минюст предложил объясниться, съезды судей в Москве и Петрограде доказывали, что применять сенатское постановление в мировых судах неверно. 

Со временем женщины-юристы становились все более востребованными. С началом Первой мировой войны по мобилизации были призваны несколько сотен присяжных поверенных и их помощников, что вызвало своего рода адвокатский кризис. Это вынудило власти обратить внимание на женщин с высшим юридическим образованием, число которых выросло до 400. Их стали допускать в Союз земств и городов, на низшие должности в казенные палаты и в органы помощи беженцам. 8 февраля 1917 года был подписан закон о допущении женщин на должности государственных служащих в Минюсте.

Однако окончательное решение о допуске женщин в адвокатуру приняло уже Временное правительство.

В обсуждении доклада приняли участие сотрудники Института региональных исторических исследований НИУ ВШЭ.

В ходе обсуждения затрагивались проблемы источниковой базы исследований, в том числе воспоминаний и интервью первых женщин-адвокатов, взаимоотношений женщин-юристов с феминистским движением, восприятия работы женщин-юристов их доверителями.

«Собирать приходится по крупицам, я первопроходец», — заметил докладчик. Взаимоотношения между женщинами-юристами и движением за женские права развивались сложно: сначала они сотрудничали, но затем юристы сконцентрировались на защите профессиональных интересов.

Касаясь вопроса о доверии, Евгений Крестьянников привел в пример историю выпускницы Петербургского университета Елены Окуневой, готовившей жалобы и иски для крестьян и мещан, которые высоко оценивали ее работу и недоумевали, почему она не может представлять их интересы в судах. Наконец, по данным дореволюционных опросов женщин-юристов, о доверии клиентов заявили более 90% респондентов.  

Профессор РАНХиГС Константин Краковский поблагодарил докладчика за интересное сообщение. Его интересовали юридические основания вступления женщин в адвокатское сословие. Он полагает, что запрет был исчерпывающим, а многие адвокаты искренне думали, что женщина не должна общаться с низостью, встречающейся в уголовных процессах.

«Вопрос о женской адвокатуре часто сравнивали с еврейским, и часто в делах женщин-юристов политический вопрос тесно был связан с национальным», — отметил докладчик.