Нынешняя модель глобального капитализма исчерпала себя, будущее устройство мировой экономики во многом будет зависеть от темпов развития отдельных стран и возможностей роста глобального среднего класса, зависящего от перераспределения доходов от развитых государств к развивающимся. Директор Института анализа предприятий и рынков (ИАПР) ВШЭ Андрей Яковлев представил на семинаре «Математическая экономика» в ЦЭМИ РАН доклад «Куда идет глобальный капитализм?».

Изучение этой темы, уверен Яковлев, требует междисциплинарного подхода, сочетающего экономические, политологические, правовые и другие исследования. В своем докладе он опирался на политэкономическую концепцию разнообразия моделей капитализма (variety of capitalism), а также на концепцию порядков ограниченного доступа (limited access orders framework), предложенную в последних работах Дугласа Норта.

Сторонники концепции разнообразия капитализма учитывают совокупность институтов, обеспечивающих функционирование рыночной экономики. Они отмечают, что в либеральных экономиках (США, Великобритания, Канада, Австралия) большую роль играет фондовый рынок и конкуренция, тогда как в координируемых рыночных экономиках сильнее развита кооперация между фирмами, выше защищенность работников и мощнее социальные институты.

Критики концепции разнообразия капитализма отмечали, что в ее изначальной версии рассматривались только наиболее развитые страны. В ответ на это с начала 2000-х годов данная концепция стала применяться к анализу переходных и развивающихся экономик (включая страны Восточной Европы, Латинской Америки, а также Китай и Индию). В результате было выделено еще две модели рыночной экономики. Для стран Восточной Европы и отчасти Латинской Америки, где контроль над ключевыми активами получили глобальные игроки, речь шла о зависимых рыночных экономиках. При явных выигрышах от иностранных инвестиций оказалось, что в условиях кризиса глобальные компании принимают решения в интересах тех стран, где находятся их штаб-квартиры, а не дочерние предприятия. На этом фоне более устойчивой в период кризиса оказалась альтернативная модель «экономик, проникнутых государством». К этой категории относят Китай, Индию, Бразилию, ЮАР, где правительства смогли сохранить национальный контроль над ключевыми экономическими активами и обеспечивали высокие темпы роста. В силу этого именно данная модель (в отличие от зависимых рыночных экономик) воспринимается как альтернатива для либеральных и координируемых рыночных экономик. Но при этом во многих из указанных стран экономическая динамика сочеталась с ограничением политических свобод.

Россия в последние 30 лет сначала пыталась двигаться к либеральной модели, затем с середины 2000-х была предпринята попытка построения госкапитализма, ориентированного на развитие. Но в итоге страна скорее относится к зависимым экономикам с сохранением национального контроля над ключевыми активами, полагает Андрей Яковлев. 

Недостаток концепции многообразия капитализма, по мнению эксперта, в отсутствии объяснений перехода от одной модели к другой и причин выбора вариантов развития. Поэтому докладчик сочетал ее с концепцией порядков ограниченного доступа, предложенной в последних работах Дугласа Норта и его соавторов. Ключевая идея этой концепции в том, что государство создается как механизм ограничения насилия, минимизации его применения, обеспечивая условия для договоренностей элит и выделения для них ренты, компенсирующей отказ от насилия. Такие договоренности возможны только при наличии общих ценностей у разных групп элиты. 

При наличии определенных условий (которые Норт обозначает как «пороговые») порядки ограниченного доступа могут эволюционировать в сторону открытого доступа. Однако, по мнению Норта, в мире есть лишь 20–25 стран с полноценными институтами, которые в полной мере обеспечивают открытый доступ к экономической и политической активности и эффективный контроль над применением насилия. В этой связи ключевой проблемой развития является не переход от ограниченного доступа к открытому, а улучшение институтов в рамках порядков ограниченного доступа, для чего необходим учет интересов элитных групп и сохранение рент, обеспечивающих отказ элит от применения насилия.

Индикатором зрелости порядка открытого доступа является переход от личных привилегий, даруемых конкретным представителям элиты, к признаваемым государством безличностным правам, которые распространяются на большие группы в элите. Именно в этом контексте Норт писал о «верховенстве права для элит» как пороговом условии для дальнейшего движения к открытому доступу. Важной предпосылкой для реализации таких обезличенных прав является возникновение организаций, способных защищать интересы определенных элитных групп и обеспечивать контроль над применением насилия. В послесталинском СССР такой организацией была КПСС и конкретно — Политбюро ЦК, которое коллективно принимало ключевые решения и которое с учетом печального опыта массовых репрессий 1930–1940-х годов, затронувших элиту в условиях личной диктатуры Сталина, смогло создать механизм консолидированного политического контроля за деятельностью спецслужб и армии.  

Наряду с выделением отдельных моделей рыночной экономики в разных странах важно также видеть более общие тренды в развитии капитализма — с доминированием более либеральных или более организованных начал, лежащих в основе всех моделей, которые сосуществуют в определенный период времени. Нынешний глобальный капитализм возник в 1970-е годы, когда для дальнейшего развития ведущих экономик требовалась трансформация массового производства или выход на новые рынки. На практике был реализован второй вариант — с интеграцией развивающихся стран и затем переходных экономик в единый мировой рынок. 

В ходе глобализации благодаря развитию ИТ, расширению транспортных коммуникаций и снижению торговых барьеров были образованы распределенные структуры создания стоимости, в рамках которых разные стадии производства могли находиться в разных странах, что обеспечивало сокращение издержек на оплату труда и общий экономический рост. Однако обратной стороной этого процесса стал рост неравенства и торможение социальных лифтов в развитых странах.  

Кризис 2008–2009 годов вызвал рост координации между государствами, в том числе стремление договориться о единых принципах налогового регулирования для недопущения вывода средств в офшоры. Однако основные усилия правительств были направлены на смягчение последствий кризиса — без устранения его фундаментальных причин и без изменения экономической модели, которая привела к нему. Результатом этого стал рост неопределенности и снижение ожиданий в отношении будущей экономической динамики. Это, в свою очередь, породило социальное напряжение — из-за утраченных надежд на будущее благополучие, — которое все чаще переходило в политические формы. В развивающихся странах следствием этой утраты иллюзий стали массовые протесты и революции «арабской весны». В развитых странах подобные негативные изменения в ожиданиях привели к росту влияния новых популистов, использовавших голоса проигравших от глобализации. Однако, критикуя глобальную версию капитализма, ее противники не предлагают новой модели развития. Пока неясно, какой может быть альтернатива и пути продвижения к ней. 

Как показал опыт Ирана, «государство по шариату» может противостоять всему миру и, несмотря на большие экономические потери и человеческие жертвы, способно сохранять политическую поддержку. Однако эта модель не создает условий для экономического развития. 

Цифровая экономика (как еще одна альтернатива) может привести к кратному сокращению потребности в рабочей силе и вернуть часть производств в развитые страны. Однако эффект от внедрения цифровых технологий будет наиболее заметен для развитых и крупнейших развивающихся стран, что в итоге будет вести к отставанию менее развитых экономик и усилению глобального неравенства. 

Важно понимать, полагает Андрей Яковлев, что результат конкуренции экономических моделей зависит также от политических и идеологических факторов. В отсутствие политических ограничений, создаваемых через демократические механизмы, либеральный капитализм не только ведет к росту неравенства, но также чреват ростом влияния на политику и может вести к монополизации рынков крупнейшими компаниями. Стремление крупного бизнеса к захвату новых ресурсов в колониях породило Первую мировую войну и привело тогдашнюю либеральную модель к глубокому кризису, который сопровождался появлением альтернатив в лице советской плановой экономики и фашистской модели в Италии, а затем и Германии.

Только после ярких тоталитарных угроз элиты развитых стран оказались способны пойти на самоограничения своих притязаний — с переходом через «новый курс» Рузвельта и кейнсианство к «организованному капитализму», который опирался на активное госрегулирование. Результат конкуренции между таким организованным капитализмом и советским плановым хозяйством стал очевиден отнюдь не сразу, проигрыш СССР стал явным только в 1960-е годы, когда социализм оказался не способен обеспечить сравнимый с Западом уровень жизни.

Однако организованный капитализм, опиравшийся на активную роль государства в экономическом и социальном развитии, к концу 1960-х тоже исчерпал свой потенциал, что привело к затяжной стагнации 1970-х. Выход из этого кризиса для рыночных экономик был связан с новой волной либерализации и глобализации, которая охватила также бывшие социалистические страны. Однако сейчас эта фаза, продолжавшаяся больше 30 лет, подходит к своему логическому завершению. В том числе в силу роста экономической концентрации (на многих глобальных рынках определяющую роль играют лишь 3–4 крупнейшие компании) и усиления позиций глобальных компаний, когда крупнейшие из них превосходят по своим возможностям национальные правительства не только в развивающихся, но и во многих развитых странах. Все это порождает запрос на наднациональное регулирование, но для формирования его эффективных механизмов нужна готовность к компромиссам со стороны национальных элит, чего пока не видно на практике. 

Несмотря на обострение кризиса, отметил Андрей Яковлев, элиты пока не готовы договариваться друг с другом о решении глобальных проблем и создании мира всеобщего благосостояния. «Только пройдя через серию политических и военных кризисов, мир сможет прийти к договоренностям о новых правилах игры», — полагает эксперт.

Важно сознавать, что элементы новой модели часто возникают в рамках существующей старой. Так было с концепцией общего дома, предложенной шведскими социал-демократами в начале 1930-х и послужившей основой для «шведской модели». Один из современных примеров такого рода — агентство PEMANDU в Малайзии, которое обеспечивает реализацию крупных инфраструктурных проектов через кооперацию государства и бизнеса. Для дальнейшего развития интегрированной мировой экономики, уверен Андрей Яковлев, нужен массовый глобальный средний класс, формируемый в том числе за счет перераспределения ресурсов из развитых стран к развивающимся.

Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан отметил, что победы разных стран в ходе военных и экономических конфликтов приводят к изменению мировых институтов и их дизайна. Мир шел от конкуренции наций и государств к соревнованию социально-экономических систем, а в последние десятилетия — к конкуренции цивилизаций с разными ценностями и религиозными установками.  

Сейчас, полагает Александр Аузан, наиболее ярко проявляется конфликт западной и конфуцианской цивилизаций. Китай предложил концепцию управления поведением через цифровые инструменты, Запад — новую религию ESG. Отдельную роль пытается играть ислам. Также появился третий наднациональный игрок — глобальные цифровые компании, создающие метавселенные, на которые правительства пока не нашли ответа. В условиях обострения конкуренции Запада и Китая Россия стремится к реваншу. «Большое спасибо Андрею Александровичу за импульс к размышлениям», — подытожил Александр Аузан.

Академик РАН Виктор Полтерович отметил, что Китай остается развивающейся страной, которая пока не может продемонстрировать модель развития, сопоставимую по привлекательности с ведущими странами. 

«Мне кажется, что кризисы, испытываемые развитыми странами, — это кризис экономической и политической конкуренции. Почему нет альтернативы рынку, почему нельзя предположить механизмы координации и сотрудничества? Пока уровень культуры и бизнеса не позволяет найти решения, которые всех удовлетворяют. Но культура меняется», — сказал он. Ряд стран Европы (государства Скандинавии, Нидерланды, Швейцария) стремятся, по его мнению, дополнить механизмы конкуренции в политике и экономике элементами сотрудничества и координации. 

Академик полагает, что Китай, использовавший сработавшие в Японии и в Испании при позднем Франко механизмы «экономического чуда», ждет кризис, который может усугубиться из-за более жестких авторитарных методов руководства. Часть глобальных проблем, полагает он, вызвана действиями США. Они стремятся сохранить доминирование не как лидеры прогресса, а пытаясь затормозить быстро растущие страны. «Они делают это методами, которые не на пользу всему миру и самим США», — считает Виктор Полтерович. 

Андрей Яковлев напомнил, что капитализм развивался циклически: на смену либеральному капитализму начала XX века пришел организованный капитализм середины ХХ века, за ним пришел неолиберализм. «С большой вероятностью мы будем двигаться к новым организованным формам капитализма, необязательно с прямым участием государства, но с развитием государственно-частного партнерства», — считает он. «Можно говорить о возможности простроить капитализм с человеческим лицом. Будем думать над этим», — подытожил Андрей Яковлев. 

В обсуждении доклада также приняли участие главный научный сотрудник лаборатории математической экономики ЦЭМИ РАН Федор Зак и профессор Государственного университета «Дубна» Хасан Валиуллин. Модератором семинара выступил главный научный сотрудник ЦЭМИ РАН Владимир Данилов.

Фото: iStock