Кто и зачем приезжал в Калининградскую и Молотовскую (нынешний Пермский край) области после завершения Великой Отечественной войны, как обустраивали переселенцев и почему они возвращались домой? Ответы на эти и другие вопросы даны в докладе Научно-учебной лаборатории междисциплинарных эмпирических исследований ВШЭ «Трудовые миграции в Молотовской области в послевоенный период», который был представлен на IX конференции «Соседи по науке», организованной пермской Вышкой.
Представивший доклад ведущий научный сотрудник сектора исторических исследований НИУ ВШЭ — Пермь профессор Сергей Корниенко рассказал, что в работе, подготовленной в сотрудничестве с коллегами из Балтийского федерального университета в рамках проекта «Зеркальные лаборатории», участвуют не только историки, но также лингвисты и этнологи.
Ученые считают любую географическую или социальную мобильность значимым фактором социальных и экономических трансформаций прошлого и современности, отметил профессор. По его словам, история послевоенной России «была историей мобильности населения». Авторы доклада называют миграции комплексным процессом, меняющим социальный состав в местах прибытия и происхождения перемещающихся. Ученым было интересно сравнить миграционные процессы в Молотовской и Калининградской областях. В первой миграция была обусловлена тыловым положением во время Великой Отечественной войны, целью перемещения людей было обеспечение рабочей силой. Во второй решалась задача замещения жителей путем массовых переселений.
Сергей Корниенко отметил, что в мировой науке основное внимание при изучении миграции в России и СССР уделяется принудительным перемещениям населения вследствие репрессий. Одно из исключений — монография Льюиса Сигельбаума и Лесли Мок «Широка страна моя родная», где авторы отказались от государствоцентричного подхода и сосредоточились на стратегиях и практиках самих мигрантов, изучении опыта людей, включенных в перемещения. Они широко привлекали личные свидетельства, собранные из опубликованных источников и архивов. Сигельбаум и Мок считают: миграции затронули судьбы преобладающей части населения и сыграли ключевую роль в развитии страны, формировании системы госуправления и организации общества. Эти ученые, отметил Сергей Корниенко, исследовали явления, ранее не считавшиеся миграциями, например мобилизации, военные и служебные перемещения.
Тему послевоенных миграций активно изучали О.Д. Воробьева, Л.Л. и О.Л. Рыбаковские, Ж.А. Зайончковская, исследовавшие инструменты миграционной политики, методы ее регулирования и результаты миграции. Профессор Корниенко также выделил монографию П.М. Поляна, посвященную советским депортациям.
Изучение миграции в Калининградскую и Молотовскую области активно развивается в постсоветские годы, причем авторы затрагивают ее влияние на принимающие территории и регионы-доноры. В современный период повышенный научный интерес отмечается к вопросам вербовки, трудностям переезда, динамике миграции, феномену землячества. В научный оборот введены новые документы, активно исследуется устная история. История миграции в Молотовскую область изучена меньше, чем в Калининградскую. В книге П.М. Поляна описаны депортации на ее территорию из Крыма и Прибалтики. В последние годы А.Б. Суслов активно изучает историю и быт спецпоселенцев в области в 1945–1953 годах.
Фото: russiainphoto.ru
Старший преподаватель социально-гуманитарного факультета пермской Вышки Александр Глушков рассказал, что источниковая база исследования создавалась почти с нуля с помощью выявления документов в региональных и муниципальных архивах. Большинство документов находится в Госархиве Пермского края и региональном архиве социально-политической истории (бывший партархив). В первом хранятся преимущественно организационно-распорядительные документы, отражающие методы и инструменты миграционной политики, во втором больше отдельных кейсов, показывающих трудности организации переселения и повседневного быта переселенцев. Александр Глушков отметил, что пока обнаружено мало качественных источников личного происхождения, но имеющиеся документы отражают процессы трудовой миграции, в том числе добровольной, по всей стране.
Сергей Корниенко обращает внимание на то, что работы по истории миграции посвящены изучению общенациональных потоков перемещения людей или региональным кейсам, не хватает кросс-региональных работ. Недостаточно исследованы проблемы регулирования послевоенных миграционных потоков на разных уровнях власти, уровень организации или стихийности этих потоков, темпы интеграции мигрантов в локальные системы, качество человеческого капитала переселенцев и региональные отличия этих процессов. Историю миграции следует излагать прежде всего языком количественных и качественных сравнений и обобщений, уверен Сергей Корниенко. Также важно искать и анализировать новые источники.
Организованные переселения в Молотовскую область начались с 1946 года и проходили параллельно с реэвакуацией населения. Первоначально переселенцев направляли преимущественно в угольную промышленность, отметил Александр Глушков, но затем более значительная их доля работала на лесозаготовках и в сельском хозяйстве. Документы о численности переселенцев и их социально-демографические данные позволяют создать их коллективный портрет.
Важное значение также имеют материалы трестов «Кизелуголь» и «СевУраллес», где есть списки переселенцев с указанием места рождения и убытия на Урал, описывается их обустройство на новом месте. Типизация источников дает возможность выявить регионы-доноры, происхождение и образование переселенцев, имущество, полученное ими при прибытии на место. Александр Глушков сообщил, что рабочие вербовались в Рязанской, Горьковской и Калужской областях, Татарской, Мордовской и Чувашской АССР, а также в Белоруссии. Колхозники приезжали из Горьковской области, Чувашской и Мордовской АССР. Оргнабор работников за пределами этих регионов был запрещен. Важными источниками он назвал фонды райисполкомов, в документах которых отражается реакция отдельных руководителей, в том числе представителей колхозов, на переселение, описываются негативные аспекты миграции. Они также позволяют исследовать агитационно-пропагандистскую работу и самовольные переходы с одного места работы на другое. В дальнейшем, полагает Александр Глушков, следует углубленно изучать муниципальные архивы для более детальных исследований миграции и ее влияния на экономическое развитие на местах.
Научный сотрудник сектора исторических исследований НИУ ВШЭ — Пермь Александра Салатова подчеркнула, что численность трудовых ресурсов в Свердловской, Челябинской и Молотовской областях в 1940–1955 годах выросла в 1,9–2 раза, при этом миграционный приток на Урале не был масштабным. В Молотовской области, по данным федеральных архивов, в 1948–1953 годах было принято 2660 семей переселенцев (осталось 2400). Это значительно меньше, чем в Сахалинской (6196) и Калининградской (23 200) областях.
Переселенцы, прибывшие по оргнабору лесной промышленности, работали преимущественно на севере области, там, где есть леса. Малонаселенность и трудная транспортная доступность местности обусловили сложности бытового устройства и повседневной жизни новых жителей края. Вследствие недостатка продуктов, отсутствия элементарных удобств многие из них покидали эти места: за 3 года из Молотовской области убыло 32% переселенцев. Некоторые семьи возвращались на родину через несколько дней после прибытия.
Определенные сложности в изучении миграции, в том числе возвратной, создает отсутствие в Пермском крае документов переселенческих отделов районных и областного исполкомов, хотя аналогичные документы в Калининграде и на Сахалине имеются. Также в Перми нет документов статистического комитета, которые, возможно, пока не рассекречены. Вследствие этого нет единых сведений о движении населения в области и данных о выехавших по реэвакуации. «Приходится собирать данные по крупицам», — отметила Александра Салатова. Однако, подчеркнула она, изучение сахалинских и калининградских архивов позволяет понять картину миграции и предполагать, где аналогичные документы можно найти в Перми.
Профессор факультета экономики, менеджмента и бизнес-информатики НИУ ВШЭ — Пермь Дмитрий Виноградов поинтересовался, прослеживается ли в исследовании разное отношение к переселенцам и коренным жителям. Александра Салатова пояснила: работа опирается преимущественно на архивные документы из-за отсутствия релевантных устных источников. Пока их изучение не позволяет исследовать взаимодействие между приезжими и местными жителями.
В обсуждении также приняли участие заместитель директора НИУ ВШЭ — Пермь Елена Шадрина, научный сотрудник сектора исторических исследований НИУ ВШЭ — Пермь Лилия Пантелеева и доцент факультета экономики, менеджмента и бизнес-информатики НИУ ВШЭ — Пермь Анастасия Божья-Воля.
Фото: Первые переселенцы в Калининградскую область, из собрания А. Сологубовой / russianphoto.ru
