Нет брака, кроме официального, вместо алиментов на внебрачного ребенка — госпособие, детишек можно и в детдом, развод — за большие деньги. Летом 1944 года, в разгар Великой Отечественной войны, в СССР был принял указ об увеличении помощи матерям и беременным женщинам. Его целью было заявлено стимулирование рождаемости. Удалось ли ее достигнуть? В журнале ВШЭ «Демографическое обозрение» выводы своего исследования эффективности указа изложил профессор Университета Хоккайдо Мие Накачи.

Речь идет об указе Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года «Об увеличении государственной помощи беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны материнства и детства, об установлении почетного звания “Мать-героиня” и учреждении ордена “Материнская слава” и медали “Медаль материнства”» и иных мерах демографической политики советского государства, связанных с рождаемостью и семьей. Результаты своего исследования эффективности указа Мие Накачи изложил в статье «Анализ пронаталистской семейной политики в СССР в 1940–1960-х годах».

Во время Великой Отечественной войны СССР, по официальным данным, потерял 27 млн человек, из них 20 млн мужчин, что нарушило гендерный баланс и затруднило послевоенное восстановление населения. В разгар войны советское руководство не знало точное число жертв, но понимало необходимость дополнительных мер по стимулированию рождаемости и обсуждало их варианты, констатирует профессор.

13 апреля 1944 года первый секретарь ЦК компартии Украины Никита Хрущев направил заместителю председателя СНК СССР Вячеславу Молотову проект указа «Об увеличении государственной помощи роженицам и многодетным и усилении охраны материнства и детства». 

Хрущевский проект включал три ключевых пункта: участие обоих полов в росте численности населения и необходимость увеличения числа женщин, имеющих троих и более детей; стимулирование рождаемости у незамужних женщин и вдов; ужесточение наказаний за действия, ведущие к снижению рождаемости.

Хрущев считал, что в воспроизводстве населения главная роль принадлежит семьям с тремя детьми. Стандартизация этой практики, по его мнению, была более эффективной, чем ставка на многодетные семьи, в которых семь и более детей. Он предложил назначать госпособия женщинам, имеющим троих и более детей, и одновременно ввести налог на супругов, не имеющих детей и с одним ребенком.

Для реализации проекта предлагались поправки в законодательство о семье: законным признавался только официально зарегистрированный брак; отец внебрачного ребенка не выплачивал алименты, вместо них женщина получала госпособие и право отправить ребенка в детский дом; одновременно усложнялась процедура развода, в том числе вводилась высокая плата за него, ужесточались наказания за неуплату алиментов. Планировалось и уголовное наказание за аборт: срок до трех лет за первый и до пяти — за повторные.

Также Н.С. Хрущев намеревался организовать дома отдыха для одиноких женщин, где они могли бы восстановить здоровье и ухаживать за детьми. И даже ввести уголовную ответственность за унижение женщины.

По заветам Коллонтай

Такой подход, по сути, отражал намерение поощрять законные и неофициальные отношения для скорейшего подъема рождаемости. В результате мужчины оказались в нетривиальной ситуации: от них ждали ответственности за семью и одновременно поощряли свободу отношений на стороне, когда государство формально брало на себя содержание матери-одиночки и ее ребенка, пишет Мие Накачи. 

В процессе подготовки проект был подвергнут значительной переработке в заинтересованных ведомствах. Автор статьи называет четыре ключевые поправки, внесенные в указ, опубликованный 8 июля 1944 года.

По сравнению с проектом Н.С. Хрущева, размеры пособия одиноким матерям урезали со 150 рублей на одного ребенка, 225 — на двух и 300 рублей — на трех и более детей до 100, 150 и 200 рублей соответственно. Это была лишь частичная компенсация алиментов, рассчитывавшихся из среднего заработка в 600 рублей. А 25 ноября 1947 года вышел новый указ — «О размере государственного пособия многодетным и одиноким матерям», сокративший пособия вдвое. Официально это объяснялось ростом покупательной способности рубля.

Одновременно устанавливался налог 0,5% общего дохода и для семей с двумя детьми — в хрущевской версии они не подлежали обложению. Семьям с тремя детьми полагалось единовременное пособие в 400 рублей, а с четырьмя — пособие и ежемесячные выплаты. Уголовное наказание за оскорбление одинокой матери и срок за аборт из указа исключили.

Таким образом, указ 1944 года поддержал идею Н.С. Хрущева о поощрении внебрачных отношений и освобождении мужчин от ответственности за внебрачных детей, а также о трех детях как норме для советской семьи. «Можно утверждать, что в указе частично нашла свое воплощение теория Александры Коллонтай о «свободной любви» при социализме… Указ 1944 года предоставлял возможность мужчинам вступать в связи с любыми женщинами, не боясь дальнейшей ответственности. Однако, когда власть не готова обеспечить женщину достаточной помощью, доступом к безопасным абортам и отсутствуют качественные противозачаточные средства, подобная свобода невозможна», — констатирует японский ученый.

Сталинский беби-бум

Демографы полагают, что послевоенный беби-бум, восполнивший жертвы войны, произошел бы в СССР и без новой политики. Ее влияние оценивается противоречиво. В 1945–1968 годах в СССР вне брака родилось более 15 млн детей. Но это, считает Накачи, нельзя считать прямым следствием новых мер — женщины рожали бы детей в незарегистрированном браке и без них. Напротив, при действии прежних законов, признававших фактический брак, дети в таких союзах не считались бы внебрачными и отцы должны были бы нести ответственность за их воспитание. Ожидавшаяся доля детей, рожденных вне брака, в 25% не была достигнута (за исключением данных по городам в 1945–1946 годах). А с учетом изменения соотношения мужчин и женщин после войны эта доля по сравнению с довоенным показателем снизилась.

Даже если предположить, что указ стимулировал рост внебрачной рождаемости, успех его реализации сомнителен, учитывая качество жизни женщин, в том числе матерей-одиночек, детей, семей с детьми.  

Послевоенные документы показывают: многие женщины и дети жили в неблагоприятной моральной обстановке и плохих материальных условиях. Как пишет Мие Накачи, депутат Верховного Совета РСФСР Агриппина Абрамова, изучавшая условия жизни женщин после войны, считала, что новые законы ухудшили их положение: узнав о беременности, мужчины прекращали отношения с партнершей. Пособия были крайне низкими, многие матери не получали их из-за унизительных проверок милиции. Абрамова писала: «Закон о матерях-одиночках в некоторых пунктах содержит прямые оскорбления ее и ребенка». Она предложила изменить указ: повысить налог на бездетность для мужчин до 50% заработка, усилить поддержку одиноких матерей, прекратить милицейские проверки, разрешить записывать внебрачных детей на имя отца. Однако поправки не приняли.

«Статус матери-одиночки был нежелателен экономически и юридически, женщины старались избегать этой судьбы», — обращает внимание Накачи на вывод Агриппины Абрамовой. Матери, неспособные в одиночку воспитать и содержать ребенка, могли беспрепятственно сдать его в детдом или дом ребенка. Однако передача ребенка на содержание государства не всегда гарантировала ему здоровье и даже выживание. Из 20 тысяч детей в возрасте до года, сданных в детские учреждения в 1946 году, умерли 33%, из 35 тысяч поступивших в 1947 году — 44%.

Влияние указа противоречиво и по другой причине: послевоенные бытовые и материальные трудности, неустойчивость семей, недостаточная поддержка государства сказывались на решении женщин о сохранении беременности. По данным опроса Минздрава, проведенного в конце 1940-х годов среди женщин, обратившихся к медикам после неудачных подпольных абортов, их главной причиной названа «неустойчивость семьи в различных формах», в том числе неофициальный брак, наличие у мужа второй семьи, плохие отношения с ним (45,7%). На втором месте (28,9%) оказались плохие жилищные условия. На материальное положение жаловались только 6,7%.

По данным уголовных дел о нелегальных абортах, 58,1% обвиняемых женщин состояли в браке, 41,2% были матерями-одиночками и 0,7% — вдовами. В отчете из Свердловска указывалось, что причиной половины из 306 абортов было тяжелое материальное положение, второй по значимости причиной назывались случайные связи (15,6%). Однако в «материальные трудности» включались наличие других детей, отсутствие мужа и развод.

Во время войны количество абортов в стране упало из-за массового участия мужчин в боевых действиях. После демобилизации оно выросло вместе с числом зачатий и, вероятно, из-за голода 1946–1947 годов. В 1947 году на каждые 100 родившихся детей приходилось 23,8 аборта, в 1948 году — 43,5.

В 1954 году руководитель Госкомстата Владимир Старовский сообщил председателю Совмина СССР Георгию Маленкову: после принятия указа число внебрачных детей выросло, а семья укрепилась. Противоречивый вывод он подтвердил снижением количества разводов. Однако в действительности последнее объяснялось сложностью процедуры, маскировавшей распад семей. Официальный статус брака часто не отражал реального положения дел. В судебных архивах хранится много заявлений о расторжении брака, поданных для оформления отношений с новой супругой. Как правило, быстрый развод был невозможен из-за сложной процедуры и высокой стоимости. Стабильность семей сохранялась только на бумаге.

Новая пронаталистская политика

Еще при жизни Сталина врачи, юристы, партийные деятели и общественность обсуждали негативное влияние указа 1944 года на прочность семьи, материальные условия и моральное положение одиноких матерей и их детей, здоровье женщин и рождаемость. После его смерти попытки изменить демографическую политику, корректируя указ и расширяя критерии для легальных абортов, активизировались. Однако власти были не готовы к реформам. Никита Хрущев, будучи автором указа, считал его эффективной мерой политики поощрения рождаемости, и его пересмотр тогда не состоялся.

В этих условиях облегчить ситуацию с абортами и положение женщин пытались врачи. Новый министр здравоохранения СССР Мария Ковригина, отмечает японский ученый, инициировала обследование 1955 года, охватившее 3242 женщины. Минздрав также представил отчет о реализации законов против абортов в период с 1935 по 1954 год, приведя данные по другим странам. Врачи утверждали: запрет абортов не привел к успеху из-за обращений женщин к нелегальному прерыванию беременности, сказавшемуся на росте материнской смертности, тяжелых родов или бесплодия.  

Чтобы добиться отмены запрета на аборты, Ковригина прибегла к пронаталистской логике. На совещании в ЦК она представила данные: число зарегистрированных абортов в 1954 году достигло уровня 1935 года, что подтверждало неэффективность их запрета. Большинство абортов с 1936 года проводились в антисанитарных условиях и наносили тяжкий вред здоровью женщин, часто вызывали серьезные осложнения и даже смерть. Запрет отменили решением ЦК и Совмина 23 ноября 1955 года. СССР стал первой страной в мире, разрешившей аборты на основе исключительного права женщины самой решать вопрос о материнстве.

Принятие поправок к указу по широкому кругу брачно-семейных отношений затянулось более чем на 10 лет. Только после отставки Н.С. Хрущева процедура развода в 1965 году указом Президиума Верхового Совета была значительно упрощена. В следующем году количество разводов резко выросло: люди фиксировали фактическое положение.  

Анализ послевоенной пронаталистской политики и ее влияния на семейную ситуацию и развитие гендерных отношений показывает, что власти скорее были склонны защищать мужские интересы, а не благополучие женщин и детей. В результате семейные связи ослаблялись, что нередко приводило к отказу женщин от рождения второго и последующих детей и вынужденным подпольным абортам. Внебрачные дети, рожденные после войны, при сохранении предвоенного семейного законодательства были бы рождены в фактическом браке, они и их матери могли бы иметь более высокий уровень социальной защиты.