В Иране завершились президентские выборы, победу на которых одержал Масуд Пезешкиан. Об их ходе, результатах и вероятных последствиях HSE Daily рассказала научный сотрудник Научно-учебной лаборатории исследований современного Ирана Лана Раванди-Фадаи.

— Если можно, напомним сначала читателям процедуру выдвижения и одобрения кандидатов в президенты. 

— Любые кандидаты на иранских выборах любого уровня должны пройти процедуру утверждения Наблюдательным советом (или Совет стражей Конституции). В этот совет входит 6 богословов, назначаемых Верховным лидером, и 6 юристов, предлагаемых парламентом и утверждаемых генеральным прокурором, которого, в свою очередь, назначает Верховный лидер, который, таким образом, полностью контролирует совет. Если в конце 1990-х и начале 2000-х годов Наблюдательный совет был более либеральным и разрешал реформаторским и центристским кандидатам участвовать в выборах, то в последнее время совет резко увеличил отсев кандидатов. Например, в 2021 году Наблюдательный совет утвердил всего лишь 7 кандидатов в президенты из 592 заявок и отказал даже бывшему президенту-ультраконсерватору Махмуду Ахмадинежаду, так как он мог стать серьезным конкурентом Эбрахиму Раиси, поддержанному аятоллой Хаменеи. Верховный лидер также поддержал снятие с выборов 585 кандидатов и заявил, что члены Наблюдательного совета «сделали то, что должны были сделать».

— Сколько претендентов подали свои заявки на участие в выборах и сколько из них были одобрены Наблюдательным советом?

— В этот раз 80 человек подали заявки на участие в президентских выборах. Утверждены были лишь 6 кандидатов.  

— Кто из заметных политических фигур был отсеян на предварительном этапе?

— Отсеяны были практически все политические тяжеловесы, такие как, например, Махмуд Ахмадинежад, известный своими эпатажными выступлениями. Он к тому же резко изменил свои взгляды после 2013 года, когда он перестал быть президентом, на более либеральные во внутренней политике и на более прозападные и антироссийские — во внешней. Также отстранены были такие известные и яркие кандидаты, как бывший спикер парламента Али Лариджани, министр культуры и исламской ориентации Мохаммад Мехди Эсмаили, а также бывший глава Центрального банка и единственный кандидат-реформатор на последних выборах 2021 года Абдольнасер Хеммати. Отстранены были и 4 женщины, подавшие документы на регистрацию в качестве претендентов (самая известная из них — Зохре Элахиян, сотрудница Академии медицинских наук Ирана, — сама сняла свою кандидатуру). По мнению нынешнего состава Наблюдательного совета, женщина не может быть президентом Ирана. 

— Как получилось, что Совет стражей Конституции впервые за многие годы допустил к участию в выборах политика, считающегося реформатором, — Масуда Пезешкиана?

— Совет стражей Конституции, или Наблюдательный совет (так его чаще называют в российской иранистической литературе), по всей видимости, был обеспокоен крайне низкой для Ирана явкой, наблюдавшейся на президентских выборах в 2021 году (всего 49%, а без учета испорченных бюллетеней — и вовсе 43%). Похожая картина была и на последних парламентских выборах в марте 2024 года: явка составила всего 41%. Поэтому, видимо, чтобы заинтересовать избирателей в голосовании, было принято решение допустить к участию реформатора, но не такого известного, как, например, Хатами, чтобы он не подорвал позиции консервативных кандидатов, которым очевидно симпатизируют члены Наблюдательного совета. Но в итоге именно этот кандидат, Масуд Пезешкиан, спутал все карты: он победил и в первом туре (причем при рекордно низкой явке 40%, а без испорченных бюллетеней — даже 38%), и во втором туре (при более солидной явке 50%) и в итоге стал девятым президентом Ирана. Эту реальность придется принять как высшему консервативному истеблишменту, так и ультраконсервативному меджлису (парламенту), теперь им придется работать с реформаторски настроенным президентом и искать компромиссы на благо Ирана. 

— Что вы скажете о ключевых кандидатах, занявших с небольшой разницей в голосах три первых места? 

— Реформатор Масуд Пезешкиан известен тем, что был министром здравоохранения в правительстве Мохаммада Хатами. Он настроен на улучшение отношений с Западом (не столько с США, сколько с Западной Европой), на скорейшее снятие западных санкций и привлечение в Иран большого объема западных инвестиций. Портить отношения с Россией он не собирается, но все же будет строить многовекторную внешнюю политику. Во внутренней политике он планирует провести определенную ограниченную либерализацию.

Занявший второе место Саид Джалили в свое время (при президенте Роухани) был секретарем Высшего совета национальной безопасности, а еще раньше (в период президентства Ахмадинежада) занимал должность замминистра иностранных дел по делам Европы и Америки. Он является ультраконсерватором, приближенным к духовному лидеру Хаменеи.

Третье место досталось Мохаммад-Багеру Галибафу, который получил известность как мэр Тегерана (с 2005 по 2017 год) и спикер парламента (в настоящее время). Он — умеренный консерватор, несколько раз боролся за президентский пост, правда безуспешно, и настроен на улучшение отношений с Россией. Некоторые подозревают его в коррупции, но эти обвинения не получили серьезных доказательств.

— Каковы ключевые пункты их предвыборной программы?

— Пезешкиан в основном уделял внимание внутренней политике и обещал ослабить контроль над женской одеждой, а также организовать в школах преподавание языков национальных меньшинств.

Джалили предпочитает говорить о внешней политике и обещал продолжить и усилить борьбу против Америки и Израиля: он глубоко убежден в будущей победе Ирана над Западом.  

Галибаф же скорее технократ, он больше внимания уделял экономике и обещал улучшить положение бедных слоев населения. В частности, он обещал главам домохозяйств бесплатно выделить земельные участки по 200 квадратных метров, обеспечить экономное расходование энергоресурсов, а также решить проблему высокой инфляции, с которой постоянно сталкивается Иран.

— Какие политические силы стоят за ними? 

— Пезешкиан и Джалили — независимые кандидаты, а Галибаф пользуется поддержкой умеренно-консервативной партии под названием «Прогрессивный и справедливый народ исламского Ирана».

— Ожидался ли второй тур и прогнозировалось ли, что Масуд Пезешкиан станет лидером гонки?

— Второй тур ожидался, судя по опросам различных иранских организаций и агентств, которые показывали, что разрыв между первыми тремя кандидатами очень небольшой. Исходя из этих опросов, лидером гонки мог стать кто угодно, в том числе и Пезешкиан, который, по данным некоторых организаций, занимал первое место среди предпочтений иранцев. Другое дело, что многие эксперты ожидали, что во втором туре консервативный кандидат объединит вокруг себя не только своих сторонников, но и множество (если не большинство) сторонников других выбывших консерваторов и тем самым легко победит. Многие сторонники Галибафа, Пурмохаммади и других консерваторов действительно отдали свои голоса за Джалили. Но при этом намного больше людей, которые симпатизировали реформаторам, но по разным причинам не голосовали, пришли 5 июля на избирательные участки, чтобы поддержать Пезешкиана, вдохновленные его победой в первом туре. 

— Насколько неожиданными оказались результаты выборов?

— Результаты выборов, как часто бывает в Иране, оказались абсолютно непредсказуемыми. Очень многие эксперты, в том числе и я, прогнозировали победу консерваторов, и мало кто ставил на Пезешкиана, но иранцы в итоге остановили свой выбор на совсем другом кандидате. Подобная ситуация была в 1997 году, когда победил малоизвестный Мохаммад Хатами, а также в 2005 году, когда победу одержал на тот момент абсолютно новый политик Махмуд Ахмадинежад. 

— Какие изменения иранской внешней и внутренней политики можно прогнозировать после выборов?

— После победы Пезешкиана во внешней политике можно, во-первых, прогнозировать значительное смягчение риторики по отношению к США и Западу (но не к Израилю: Израиль в Иране среди политиков никто не поддерживает, даже самый либеральный деятель Мохаммад Хатами), а во-вторых, дальнейшее укрепление отношений с Турцией, к которой Пезешкиан относится с симпатией. Во внутренней политике новый президент, очевидно, займется укреплением культурных и языковых прав национальных меньшинств, а также ослабит контроль полиции нравов над женской одеждой, насколько это возможно в современном Иране; вполне возможно также значительное ослабление цензуры в интернете. 

— Насколько разным было голосование в регионах, крупных городах и в глубинке? Вероятен ли рост межрегиональных и межобщинных разногласий после выборов?

— Если говорить о первом туре, то самая низкая явка оказалась в арабоязычном остане (провинции) Хузестан (30%), а также в провинции Курдистан (всего 23%). Этого и следовало ожидать: эти две провинции характеризуются постоянными протестными настроениями. А в провинциях, населенных азербайджанцами, явка была немного выше среднего (от 40 до 50%). Самая высокая явка была в восточных провинциях, традиционно лояльных режиму, особенно в останах, входящих в историческую территорию Хорасан, — от 50 до 60%, но и это намного ниже, чем обычно было на прошлых выборах в этих провинциях. Например, в 2017 году явка там доходила до 80%. На мой взгляд, столь низкая явка означает разочарование в представленных кандидатах, с одной стороны, и разочарование в исламской республике вообще у многих людей, особенно у жителей крупных городов и национальных меньшинств, с другой стороны. Явка в провинции Тегеран (основная часть ее населения проживает в Тегеранской агломерации) оказалась значительно ниже среднего и составила 33%. 

Во втором туре явка поднялась до 50%, и практически все останы, по которым имеются данные, продемонстрировали рост явки. Особенно впечатляюще она увеличилась в остане Восточный Азербайджан, где проживает основная часть иранских азербайджанцев и находится их крупнейший город Тебриз: с 44% в первом туре до 62,2% во втором. Большой рост явки был в еще одной крупной азербайджаноязычной провинции — Ардебиль: с 48,5 до 65,5%. В остальных провинциях явка выросла в среднем на 8–10%. Курдистан по-прежнему находится на последнем месте по уровню явки — 29%. 

Что касается предпочтений по определенным кандидатам, то в обоих турах Пезешкиан победил преимущественно в регионах, населенных национальными меньшинствами: в Иранском Азербайджане, Иранском Курдистане, в Белуджистане, на побережье Каспия, где живут такие народы, как гилянцы и мазендеранцы. А вот центральные и южные провинции, преимущественно населенные персами, голосовали в большинстве своем за Джалили, за исключением столичной провинции Тегеран и прилегающей провинции Альборз (столица — пригород Тегерана Кередж), в которых традиционно голосуют за реформаторов, — в них тоже победил Пезешкиан. Самый большой разрыв во втором туре был в провинции Восточный Азербайджан: там он набрал в 6 раз больше голосов, чем Джалили. Примерно такая же ситуация в провинции Ардебиль, где Пезешкиан оказался в 5 раз популярнее, чем Джалили. Это говорит о том, что особенные надежды на нового президента возлагают именно иранские азербайджанцы, которым он обещал развивать азербайджанский язык и культуру. В провинции Курдистан за Пезешкиана отдали свои голоса в 3,7 раза больше избирателей, чем за Джалили, — очевидно, это связано с тем, что мать Пезешкиана — курдянка, а курды также ожидают от нового президента расширения своих культурно-языковых прав. Пезешкиан опередил Джалили на 2,8 миллиона голосов прежде всего за счет этих трех провинций, где перевес в пользу Пезешкиана в сумме составил 2 миллиона голосов (по провинции Западный Азербайджан, где также живет много азербайджанцев и курдов, данных пока нет, но очевидно, что и там Пезешкиан победил с многократным преимуществом). А вот за Джалили гораздо больше голосовали в традиционном оплоте консерваторов — остане Хорасан-Резави, где расположен священный шиитский город Мешхед. Там перевес в пользу Джалили составил 1,6 раза, или более 615 тысяч голосов. В провинции Южный Хорасан за Джалили голосовали в 2,1 раза больше избирателей, чем за Пезешкиана, но из-за небольшой численности жителей перевес в абсолютных числах там составил лишь 148 тысяч. В большинстве других провинций голоса распределились примерно поровну.

В целом я не ожидала бы роста межнациональных и межрегиональных противоречий, скорее произойдет их уменьшение, если Пезешкиану удастся выполнить свое обещание и наделить национальные меньшинства правом на преподавание своих родных языков в школах, расширить книгоиздательство на местных языках и др. В таком случае нацменьшинства, наоборот, станут лояльнее центральной власти, и угроза сепаратизма значительно уменьшится.

— Как, по вашему мнению, изменятся российско-иранские отношения?

— Основные направления внешней политики определяет Верховный лидер (рахбар) — высшее духовное лицо. Учитывая, что нынешний рахбар Али Хаменеи нацелен на расширение и углубление сотрудничества с Россией, серьезных изменений в российско-иранских отношениях не произойдет. Но так как Пезешкиан выступает за многовекторную внешнюю политику и за улучшение отношений с Западом, российское направление будет получать меньше внимания и развиваться менее активно, чем это было при Раиси. Может также замедлиться интеграция Ирана с такими организациями, как ЕАЭС. Но основные совместные проекты, такие как транспортный коридор Север — Юг, продолжат реализовываться. Многое будет зависеть также и от того, кто станет следующим президентом США. Если это будет Трамп (что наиболее вероятно), который непримиримо относится к исламскому режиму и какому бы то ни было течению, признающему этот режим (включая реформаторов), тогда он окажет большее давление на Иран, чем это происходит сейчас, и в таком случае Пезешкиан объективно будет вынужден продолжать сближаться с Россией, так как Трамп отвергнет любые его шаги по деэскалации и по смягчению санкций.