Советская торговля была противоречивым социально-экономическим явлением. Стремление власти обеспечить нормированное снабжение порождало дефицит важнейших продуктов и товаров первой необходимости. Приоритетом внешней торговли СССР было получение промышленной продукции и технологий для обеспечения процесса индустриализации.

Институт советской и постсоветской истории (ИСПИ) НИУ ВШЭ провел международную научную конференцию «Товар — деньги — товар? Закономерности и парадоксы торговли в СССР и за его пределами».

Главный научный сотрудник ИСПИ Олег Хлевнюк, открывая в качестве модератора секцию «Время альтернатив. Торговля в начале 1920-х гг.», назвал советскую торговлю специфическим явлением, вызывавшим у населения разные эмоции, которые обернулись намерением советской власти перейти на прямой продуктообмен. Торговля, считает Олег Хлевнюк, была важным пространством взаимодействия между властью и гражданами и граждан между собой. «Наше событие, надеюсь, будет прорывным. Многие считают, что знают все о советской торговле, дефиците, взяточничестве. Наша работа позволит увидеть ситуацию не в массовых представлениях, а так, как она выглядит в исторических документах», — подчеркнул модератор.

«Мы намерены обсудить, что советского было в советской торговле, как она была встроена в тренды мирового развития», — сказал член оргкомитета конференции, старший научный сотрудник ИСПИ Алексей Попов.

Экспорт икон

Елена Осокина (Университет Южной Каролины, США) на секции «Частное измерение внешней торговли» представила доклад «Советский экспорт произведений иконописи, конец 1920-х – 1930-е гг.». Автор подчеркнула, что продажи икон эмигрантами и гражданами СССР были частными эпизодами формирования рынка антиквариата. Значительно более масштабной была роль советского государства, сосредоточившего после конфискации и национализации художественных ценностей грандиозный фонд икон. Собранный в Государственном музейном фонде (ГМФ) и российских музеях, он насчитывал тысячи предметов.

С началом индустриализации спорадический прежде вывоз ценностей за рубеж превратился в массовый экспорт и получил плановый характер. «Массовый экспорт икон был вызван не идеологическими причинами и воинствующим атеизмом, а практическими потребностями промышленного развития страны», — отметила Елена Осокина. В январе 1928 года Совнарком СССР принял постановление «О мерах к усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства». Советский экспортный фонд формировали в основном за счет ликвидации ГМФ и разорения иконного собрания Государственного исторического музея, экспортный фонд насчитывал несколько тысяч икон.

Государство было готово продать иконы, но для этого нужно было создать спрос на них как на предметы искусства. Для этого на Западе была организована масштабная выставка — более 150 икон из многих городов и музеев страны. Ее открыли в феврале 1929 года в Берлине, она побывала во многих европейских и 9 американских музеях. «Это было признание мирового значения русской иконы», — считает Елена Осокина.

Несмотря на данные музеям гарантии возвращения икон, были попытки продать экспонаты. В наибольшей опасности художественные ценности российских музеев оказались во время пребывания выставки в США, в 1930–1932 годах там был пик валютного кризиса. В мае 1932 года после завершения последнего показа торговый агент специального управления Наркомторга «Антиквариат» Александр Розенштейн попытался продать выставку «на базе от полутора до двух миллионов золотых рублей».

Шедевры иконописи, экспонировавшиеся на выставке и содержащиеся в советских музеях, в начале 1930-х годов спасло от распродажи отсутствие серьезного спроса на них. Продажа ряда главных шедевров картинной галереи Эрмитажа американскому миллионеру Эндрю Меллону подтверждает эту опасность, рассказывает Елена Осокина. Незнание Западом в самый острый момент валютного кризиса в СССР древнерусского искусства обернулось благом для отечественных музеев и россиян. Советская иконная выставка показала миру сокровища древнерусского искусства — парадоксальный подарок сталинской экономики и государства безбожников. По странному совпадению Политбюро стало одним из создателей мирового рынка русских икон, предложив Западу массовый новый художественный товар, и немало сделало для его рекламы, полагает автор доклада.

Несостоявшаяся продажа икон, по ее мнению, подтвердила: основой сталинизма был индустриальный прагматизм или индустриальный фетишизм. В угоду ему принесли в жертву марксистское представление о том, что современная экономика может действовать без рынка. Достижение мечты вынудило большевиков развивать рыночные стратегии, в том числе стратегии поиска новых экспортных товаров и их продвижения на мировой рынок.

Нехватка продовольствия

Научный сотрудник ИСПИ Елизавета Хатанзейская свой доклад «“Опять сыт от скромной еды...”: нелегальные практики товарооборота в советских портовых городах в 1939–1945 гг. (на примере Архангельска и Ленинграда)» представила в ходе секции «Торговля в условиях войны». Докладчик подчеркнула: повседневность этого периода была ярко экстремальной, выживание часто становилось основной задачей индивида. Особенно трудно приходилось жителям городов, не попавших в списки приоритетного снабжения. Еще в начале 1930-х годов Архангельск отнесли к списку снабжения, приравнявшего его к непромышленным городам, что затрудняло получение продуктов и промтоваров. Недостаточные поставки многих видов продовольствия и товаров первой необходимости усугублялись злоупотреблениями в торговой сети. Значительная часть недостающих в магазинах товаров и продовольствия часто всплывала на рынках.

С началом Второй мировой и особенно Великой Отечественной войны концентрация ресурсов для обороны привела к снижению норм снабжения населения. Рост численности госаппарата, расширение спецснабжения, увеличение числа жителей из-за притока военнослужащих, эвакуированных и спецпоселенцев вместе с ухудшением снабжения крайне затрудняли жизнь населения, существенная его часть оказалась на грани голодной смерти, рассказала автор доклада.

Жители Ленинграда и центральных районов Архангельска могли создать некоторый запас продуктов в начале войны, но опасались этого из-за директивы о борьбе с «паникерами, распространителями слухов и лицами, пытающимися создавать запасы продуктов и скупающими продуктовые и промышленные товары». Жители окраин Архангельска не могли себе этого позволить из-за слабости местной торговой сети, объяснила эксперт.

1 сентября 1941 года в Архангельске ввели продажу по карточкам хлеба, сахара и кондитерских изделий, но выполнение норм снабжения зависело от наличия продуктов. Осенью 1941 года их свели к минимуму, а зимой 1941–1942 годов почти не соблюдали. С октября 1941 года ситуация с продовольствием в Архангельске, отмечает докладчик, стала катастрофической. Это отмечено во многих документах и источниках личного происхождения. Например, в протоколе заседания обкома ВКП(б) указано: горожан, которые «били и употребляли в пищу кошек и собак в целях контрреволюционной агитации», арестовали и привлекли к уголовной ответственности. 

Причиной начавшегося осенью 1941 года голода в Архангельске был ряд факторов: резкое снижение поставок продуктов из центра, сложная структура снабжения и его плохая организация на местах. В частности, не были проведены на должном уровне поставки картофеля и овощей из области, только в 1942 году полноценно заработали подсобные хозяйства. Часть горожан вынуждены были доставать продукты, обменивая их на вещи. Голод укрепил привилегии номенклатуры, «бронировавшей» себе выделенные горожанам продукты, и части работников торговли, ставших подпольными бизнесменами нелегального рынка.

Нехватка продовольствия и недостаток медобслуживания привели к снижению численности населения города в 1940–1945 годах с 283 000 до 190 000 человек несмотря на прибытие эвакуированных. Елизавета Хатанзейская отметила: в армию и на флот были призваны 67 000 горожан, 23 052 из них погибли. От голода и болезней, по официальным данным органов ЗАГС, в 1941–1944 годах умерли 38 000 жителей.

Шведские подшипники

Профессор Белградского университета (Сербия) Александр Животич в ходе секции «Внешняя торговля в 1920–1930-е гг.» представил доклад “Yugoslav-Soviet trade relations (1939–1941). Plans, negotiations and achieved cooperation”. Александр Животич сообщил, что необходимость расширения торговых связей и установления дипломатических отношений с СССР в Белграде осознали после начала Второй мировой войны, когда многие договоры со странами «оси» (Германия, Италия, Япония) и Англией и Францией перестали действовать. Первые консультации начались через послов в Турции Алексея Терентьева и Илию Шуменковича. 22 марта 1940 года в Москву была направлена официальная делегация для заключения торгового соглашения. В ходе переговоров СССР заверил Югославию, что не имеет агрессивных планов на Балканах. Югославская делегация стремилась получить в СССР товары, которых Югославия лишилась из-за начала войны, в том числе боевые самолеты, танки и тяжелую артиллерию. Нарком внешней торговли СССР Анастас Микоян не отказывал в поставках, но просил время для консультаций с Наркоматом обороны.

Торговое соглашение дополнили установлением дипломатических отношений между странами в июне 1940 года. Это вызвало беспокойство Берлина, опасавшегося роста советского влияния на Балканах. Объемы торговли между странами были невелики: до вторжения стран «оси» в апреле 1941 года Югославия поставила в СССР товары на сумму 1,6 млн долларов — это вещества для дубления кожи, цинк и бокситы. И импортировала продукции на сумму около 1 млн долларов: хлопок, машины и парафины. Поставки вооружения и боеприпасов не начались, так как СССР опасался реакции Германии, полагает Александр Животич. 

Отвечая на вопрос HSE Daily о степени вовлеченности СССР в военный переворот в марте 1941 года и переход власти к антигермански настроенным политикам и военным, Александр Животич сказал: подтверждения участия советских дипломатов в событиях нет. Однако нет сомнений, что военный атташе в Югославии генерал Александр Самохин и его сотрудники имели широкие связи в стране и знали о возможных событиях.

Старший научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН Никита Мельников также на секции «Внешняя торговля в 1920–1930-е гг.» представил доклад «Советско-шведские торговые отношения как фактор развития военного производства в СССР (1940–1942 гг.)». Докладчик подчеркнул, что взаимные отношения отличались прагматичностью и стремлением Швеции вести сбалансированную внешнюю политику в условиях разворачивавшейся Второй мировой войны. 7 сентября 1940 года стороны подписали соглашение, по которому Швеция дала СССР кредит на 100 млн крон под 4,5% годовых для закупки шведской промышленной продукции и технологий и импортировала советское сырье. Всего за год советско-шведский товарооборот вырос в 2,5 раза, до 150 млн крон. В числе поставленных до начала Великой Отечественной войны товаров были 1300 колесных пар и 3000 вагонных осей, а также подшипники на сумму 6 млн крон и станки на 11 млн. Всего планировалось закупить в Швеции станки и подшипники на общую сумму 75 млн крон, что было ключевым элементом соглашения, полагает Никита Мельников. СССР намеревался поставить 100 000 т нефтепродуктов, 110 000 т зерновых и 40 000 т апатитов.

С началом Великой Отечественной войны возникли проблемы с доставкой, что вызвало беспокойство в Стокгольме, поскольку часть продукции уже была изготовлена, но была вероятность, что СССР не сможет ее оплатить. Шведы потребовали перечислить 10 млн крон, которыми СССР в тот момент не располагал. Сложную ситуацию, чреватую передачей части товаров Германии, разрешило содействие Великобритании, которая предоставила кредит для оплаты советского долга, и сотрудничество по контракту продолжилось, говорит Никита Мельников.

Поставки шведских подшипников, несмотря на трудности с доставкой, были очень важны для советской оборонной промышленности, особенно в период массовой эвакуации предприятий. Никита Мельников сообщил: во многих документах подчеркивалось, что шведские подшипники крайне важны для оборонной, в том числе танковой промышленности. Подшипники составили около 15% советского импорта из Швеции, важными его компонентами были также инструментальная сталь и станки.

Эти поставки, отметил автор доклада, вызывали недовольство Германии, однако она сама в значительной мере зависела от шведских поставок. Он также сообщил, что Швеция отправляла в Германию сульфатную массу из апатитов, поставленных до начала войны из СССР.

Всего на конференции было заслушано 28 докладов 30 исследователей, представлявших НИУ ВШЭ и 23 других университета, научно-исследовательских центра и музея из четырех стран.