Государства кочевников, подчинившие себе громадные пространства Евразии, потом исчезли. Некоторым регионам повезло: до них волны завоеваний так и не добрались. О том, что помогало противостоять кочевникам и какой неожиданный эффект они оказали на социально-экономическое развитие западных стран, говорилось на первом заседании семинара "Studia Bellorum", который провела Научно-учебная лаборатория медиевистических исследований факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ.

Член-корреспондент РАН, профессор Школы исторических наук Павел Уваров представил на семинаре доклад «Военные революции, военные контрреволюции и мир-системный анализ».

Павел Уваров подчеркнул: в докладе отражена история не отдельной страны или региона, а средневековой Евразии в целом. Кочевники, населявшие Великую степь, создавали империи и армии, которым было крайне трудно противостоять. Это были Тюркский каганат, Уйгурский каганат, хазары и, наконец, империя монголов. Чингисхана даже называли первым глобализатором. Государства с оседлым населением для защиты от опасных соседей вынуждены были строить укрепления, например Великую китайскую стену или Кавказские ворота, частью которых является крепость Нарын-кала в Дербенте, и формировать сильную армию.

Таким государствам — Китаю, Ирану, Византии — важно было иметь свободное крестьянство, бывшее резервом армии и одновременно ключевым налогоплательщиком, и разветвленную бюрократию, контролирующую распределение и обработку земель и уплату податей. Эта бюрократия часто была цементом империи, удерживавшим ее от распада в сложные периоды, и даже восстанавливала ее из осколков. Однако бюрократия стоила дорого. Впрочем, многие государства предпочитали обходиться без нее и предавались, по выражению Павла Уварова, роскоши феодализма, в том числе феодальной раздробленности. В Древней Руси к концу XII века было 30 княжеств, а к 30-м годам XIII века — около 50, что отражало быстрый рост населения и экономики.

Однако затем на Древнюю Русь надвинулась кочевая империя монголов, которая дистанционно эксплуатировала русские земли, а развитие Руси пошло в другом направлении. 

Японию от вторжения монголов спас океан, Индию — северные княжества, Европе отчасти повезло: в 1241 году кочевники через юго-западную Русь вторглись в Восточную и Центральную Европу, сумели разбить немецко-чешско-польское ополчение при Легнице, потом венгров при Шайо, вышли к Адриатическому морю, но затем поспешно ушли на Восток, узнав о смерти хана Угэдэя. В противном случае, предположил Павел Уваров, монголы могли остаться в Европе, и тогда французскому королю Людовику Святому пришлось бы получать ярлык или отражать натиск кочевников.

Так или иначе, защищенные регионы, прикрытые от вторжений кочевников естественными водными и горными рубежами или другими странами, гасившими энергию вторжений, создавали и развивали общественные и экономические институты: банковскую систему, нотариат, городские коммуны, органы представительства и правовую систему — нередко специфические. Ареал от Нидерландов до Северной Италии стал самым развитым и урбанизированным субрегионом Западной Европы, который мог позволить себе относительную военную слабость. Эта роскошь феодализма была доступна не всем: соседям кочевников приходилось создавать сильную централизованную власть, не терпевшую конкурентов и феодальной анархии.

Ситуация изменилась в конце Средних веков. Произошла военная революция, на авансцену вышли «пороховые империи». Павел Уваров подчеркнул, что термин пока не устоялся, продолжаются также споры, можно ли считать таковыми империю Великих Моголов или цинский Китай. Массовое появление огнестрельного оружия меняет принципы организации армии и тактику боевых действий, оно позволяет пехоте с невысоким уровнем подготовки противостоять натиску хорошо обученной конницы, и кочевые империи постепенно отходят в прошлое. Последней докладчик назвал Джунгарскую империю, с которой Китай справился в XVIII веке без особых проблем.

У кочевых империй были наследники, в том числе Османская империя и ее вассалы, которые ходили в конные рейды на Москву. Сами турки активно действовали в Европе, однако, отметил Павел Уваров, Османская империя и Иран были скорее региональной, чем глобальной силой. 

Тем не менее османы часто угрожали Европе, вторгались в ее центр, не раз осаждали Вену. Однако даже неоднократные победы турок над европейскими армиями не привели к стратегическому успеху. В XVI–XVII веках Европа выработала механизм мобилизации финансов и материальных ресурсов, которые позволяли создать новую армию или флот после поражения. Этого ресурса не было у султана и других противников.

Другим важным фактором успеха Запада был доступ к открытому морю на севере и на юге, что позволяло вести интенсивную торговлю. Когда это соединилось с каравеллами, которые могли ходить в сложных условиях с небольшими экипажами, это стало большим преимуществом по сравнению с другими мировыми акторами. Затем ведущие европейские державы создали линейный флот, обеспечивший и закрепивший их господство в океане.

Китай, сформировавший к середине XV века сильный флот, активно действовавший в Индийском океане и проникавший в Красное море, затем отказался от строительства крупных кораблей и, возможно, отчасти поэтому проиграл гонку с Европой.

Социально-экономическое разнообразие Запада позволило разнообразить тенденции развития вооружения: конструировать надежные и легкие доспехи, индивидуальное стрелковое оружие, артиллерию и создавать социальные альтернативы, например Фрисландию и швейцарские кантоны, где не действовало феодальное право. Это дало возможность формировать разные виды пехоты и кавалерии, создавать более гибкую тактику, совершенствовать укрепления, защищавшие от турецких набегов.

Однако, отметил историк, на военную революцию нашлись свои ответы, своего рода контрреволюция. Испанцы, например, не смогли справиться с племенем арауканов, научившихся применять огнестрельное оружие и умело использовавших преимущества холмистой и горной местности для партизанской войны. Арауканы сохраняли независимость до 1870-х годов, когда Чили и Аргентина, применяя скорострельные винтовки и построив железные дороги, частично истребили племя.

Похожая история произошла и с индейцами Северной Америки, создавшими свою кавалерийскую культуру. Они не знали подков, но надевали на копыта коней кожаные мешки, изобрели собственную упряжь. Социальные процессы у индейцев, предположил Павел Уваров, могли привести к возникновению своих кочевых империй. Однако появление европейцев и использование ими железных дорог и скорострельных винтовок резко изменило ситуацию. Тем не менее специфическая тактика и методы ведения войны позволили индейцам долго сопротивляться: последняя их победа над полком американской армии датируется 1876 годом.

Отвечая на вопросы участников семинара, Павел Уваров отметил, что кочевые общества отличались высокой производительностью. Если в оседлом обществе для формирования государства и содержания бюрократии, армии и церкви и снабжения продуктами городов должны были работать 85% населения, то в кочевом обществе было достаточно 12–15% работников для того, чтобы остальные могли заниматься войной, угоном стад и набегами на соседей. Кроме того, кочевники, буквально рождавшиеся в седле, были прирожденными наездниками и воинами, поэтому им не требовалась длительная подготовка, как европейским рыцарям. 

Однако кочевые общества имели и серьезный недостаток — хрупкость хозяйства. Сложно сделать запасы, сохранить продукты, в связи с чем любая эпизоотия могла привести к голоду и высокой смертности. К тому же свободолюбие кочевников усложняло создание крупных государственных объединений.

Профессор отметил важную роль бюрократии в формировании права и государственного устройства, создании институтов международных отношений и искусства дипломатии.

Он также подчеркнул: Османская империя в течение длительного периода была важным политическим актором в Европе. Ее взаимодействие с государствами Центральной и Западной Европы привело к заимствованию некоторых государственных институтов, приемов боевой тактики и видов вооружения. В свою очередь, Россия, создавая стрелецкое войско, могла использовать опыт организации корпуса янычар в Турции.

Павел Уваров также обратил внимание на роль Италии, которая, несмотря на отсутствие единого государства, сыграла важную роль в технологической революции в военном деле и формировании общественных и финансовых институтов, повлиявших на развитие событий во всей Европе. 

В семинаре участвовали заведующий кафедрой истории славянских и балканских стран Института истории СПбГУ Александр Филюшкин, заведующий архивохранилищем Российского государственного архива древних актов Петр Прудовский, научный сотрудник Потсдамского университета Олег Русаковский, младший научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН Наталья Сафонова, независимый исследователь Андрей Пчелинцев, руководитель «Школы экспертов» Максим Козырев, аспирант Школы исторических наук НИУ ВШЭ Станислав Кабаев, аспирант исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Сергей Луняшин, магистрант МПГУ Кирилл Акчурин и студент Томского государственного университета Аркадий Бурнатов.

Модератором семинара выступил стажер-исследователь Научно-учебной лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ, аспирант Школы исторических наук Камиль Ерназаров.