На саммите БРИКС в ЮАР было объявлено, что с 1 января 2024 года полноценными участниками объединения станут шесть стран: Аргентина, Египет, Эфиопия, Иран, Саудовская Аравия и ОАЭ. Как расширение БРИКС повлияет на возможности реализации зеленой повестки, в колонке для HSE Daily разбирается Михаил Аким, профессор Высшей школы бизнеса НИУ ВШЭ.

БРИКС как объединение пяти крупнейших развивающихся национальных экономик (Бразилия — 215,4 млн человек, Россия — 145,1 млн, Индия — 1406,6 млн, Китай — 1448,5 млн и Южная Африка — 60,8 млн) расширяет международное сотрудничество, в частности с развивающимися странами. Этот процесс иногда называют построением объединения БРИКС+.

Концепция «БРИКС+» была предложена министром иностранных дел Китая Ван И в 2017 году как попытка определить ключевые задачи, которые предстоит решить БРИКС в установлении и расширении механизмов сотрудничества с рядом крупных развивающихся стран, в первую очередь стран Глобального Юга. Однако резкие различия в численности населения приглашенных новых членов (Аргентина — 46,2 млн человек, Египет — 111 млн, Иран — 88 млн, ОАЭ — 9,9 млн, Саудовская Аравия — 35,3 млн, Эфиопия — 123,4 млн) и величине душевого национального дохода (от 1,02 тыс. долл. в Эфиопии до 53 тысяч в ОАЭ) накладывают отпечаток на специфику пути каждой из стран. Все члены БРИКС+ находятся внутри этого диапазона величины душевого дохода. Вспоминается пословица «Сытый голодного не разумеет».

Изначально представляется, что обсуждение всеобъемлющей темы устойчивого развития, включающей 17 целей (ЦУР), реализация которых на практике зачастую противоречит одна другой, является слишком широкой задачей. С учетом специфики данных стран она трудноосуществима на практике, равно как и попытка представить данные первостепенные задачи под зонтиком ESG. 

Экологические, социальные и управленческие аспекты (ESG) играют центральную роль в том, как компании в различных секторах и регионах определяют свои цели, миссию и стратегию, включая, кроме экологических задач, финансы и управление активами, практику найма и регуляторную деятельность. Вопросы ESG слишком широки. Соответственно, понимание задач, приоритетов и возможностей ESG-трансформации крайне отличается у различных наций и культур, в том числе у членов БРИКС.

Говоря о целях ESG, мы предполагаем широко распространенное согласие относительно того, каковы эти цели, однако зачастую это не так. Оно во многом зависит от традиций, устоев, уровня благополучия, стратификации общества.

С этой точки зрения, учитывая данные задачи и ограничения, представляется важным рассмотреть влияние предложенного расширения БРИКС на возможности реализации зеленой повестки. В частности, данная повестка выходит на передний план с учетом, например, того, что две африканские страны приглашены в БРИКС+, а, согласно оценкам, только климатическое финансирование Африки требует 2 трлн долларов в год.

Вопросы и задачи

Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерреш на саммите БРИКС сделал ряд заявлений, имеющих непосредственную связь как с задачами устойчивого развития, так и с задачами инклюзивности, вовлечения развивающихся стран в глобальную зеленую повестку, что, возможно, объясняет анонсированное расширение БРИКС.

В частности, он указал на то, что «сегодняшние глобальные структуры управления отражают вчерашний мир», и предложил «резко активизировать действия по борьбе с изменением климата и климатическую справедливость». Соответственно, именно финансирование зеленой повестки, в частности, ставится во главу угла.

В контексте того, что одной из ключевых тем саммита являлась именно возможность наращивания финансового взаимодействия между странами, представляется крайне важным комментарий Гутерреша о том, что для бедных стран займы стоят гораздо дороже, чем для богатых.

В СРЕДНЕМ АФРИКАНСКИЕ СТРАНЫ ПЛАТЯТ ЗА ЗАЙМЫ В ЧЕТЫРЕ РАЗА БОЛЬШЕ, ЧЕМ США, И В ВОСЕМЬ РАЗ БОЛЬШЕ, ЧЕМ САМЫЕ БОГАТЫЕ ЕВРОПЕЙСКИЕ СТРАНЫ

Согласно шестому оценочному докладу Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК) 2021 года, изменение климата происходит быстрее и оказывает большее воздействие, чем предполагалось при заключении контрактов о финансировании между должниками и кредиторами. Поскольку финансовые рынки все больше оценивают климатические риски, а глобальное потепление ускоряется, премии за риск в климатически уязвимых странах, которые и без того высоки, вероятно, будут еще больше увеличиваться. Перед климатически уязвимыми странами, многие из которых подали заявление на вступление в БРИКС, стоит сложнейшая задача управления растущими финансовыми издержками, связанными с изменением климата. Возможные физические последствия материализации самих климатических рисков возрастают, что требует как финансовой, так и проектной поддержки партнеров.

«Развитые страны также должны, наконец, сдержать свои обещания перед развивающимися странами: достигнув цели в 100 млрд долларов, удвоив финансирование адаптации, пополнив Зеленый климатический фонд», — заявил Гутерреш.

Очевидно, что десятилетия невыполнения обязательств по климатическому финансированию доказали необходимость поддержки реформ глобальной финансовой архитектуры. Обязательство в размере 100 млрд долларов по финансированию борьбы с изменением климата, установленное в 2009 году и направленное на мобилизацию 100 млрд долларов в год для развивающихся стран к 2020 году, истекает в 2025 году. Согласно современным оценкам, цель в размере 100 млрд долларов — это лишь малая часть того, что необходимо для поддержки развивающихся стран в достижении климатических целей в соответствии с Парижским соглашением и с учетом ухудшающейся ситуации и инфляции. Согласно недавнему анализу финансовых потребностей, проведенному Рамочной конвенцией Организации Объединенных Наций об изменении климата, развивающимся странам потребуется не менее 6 трлн долларов к 2030 году для покрытия менее половины их существующих национально определяемых взносов.

Однако, согласно оценкам Организации экономического сотрудничества и развития, фактический поток климатического финансирования из развитых стран в развивающиеся в 2020 году составил от 21 до 83,3 млрд долларов. При этом в основном климатическое финансирование по-прежнему предоставляется преимущественно в виде коммерческих, несубсидированных кредитов.

Согласно оценкам Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), первым и наиболее неотложным приоритетом является долговой кризис: 60% стран с низкими доходами находятся в долговом кризисе или на его грани и ежегодно тратят примерно в пять раз больше на обслуживание долга, чем на адаптацию к изменению климата. Это подрывает будущую устойчивость и перспективы роста. Учитывая, что климатические риски, как ожидается, будут увеличиваться в будущем, уязвимость к изменению климата, вероятно, увеличится без инвестиций в адаптацию, которые могут смягчить эти риски. Это означает, что стоимость капитала для государственного и частного сектора в наиболее уязвимых к климатическим изменениям экономиках стран Глобального Юга неизбежно увеличится, если не разорвать этот порочный круг. Для этого уязвимым к изменению климата развивающимся странам, которые не были причиной глобального потепления, но стали наиболее пострадавшей стороной и которые не способны устранить коренные причины посредством национальных действий, потребуется международная поддержка. Например, международная поддержка через инновационные механизмы субсидирования рисков помогла бы снизить стоимость капитала в уязвимых к изменению климата странах, предоставив возможность для расширения частных и государственных инвестиций.

НАБЛЮДАЕМЫЙ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В БОЛЬШИНСТВЕ РЕГИОНОВ РОСТ ПРОЦЕНТНОЙ СТАВКИ ПРИВОДИТ К ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМ ОГРАНИЧЕНИЯМ ДОСТУПНОСТИ ФИНАНСИРОВАНИЯ В ЦЕЛОМ, И В ОСОБЕННОСТИ ДЛЯ СТРАН ГЛОБАЛЬНОГО ЮГА.

Учетная ставка (на которой базируется стоимость заимствования) и отсутствие достаточных национальных финансовых ресурсов являются определяющими для финансирования любых стратегических проектов, включая экологические, социальные, инфраструктурные и климатические.

Например, обладающая населением численностью около 123 млн человек (на 2022 год) Эфиопия, приглашенная присоединиться к БРИКС, являясь одной из самых быстрорастущих экономик в Африканском регионе, остается одной из самых бедных: валовой национальный доход на душу населения составляет 1020 долларов. Согласно оценкам Всемирного банка, неравенство в последние годы возросло, а конфликты в различных частях страны рискуют подорвать прогресс в экономическом и социальном развитии.

Возможности привлечения финансирования внутри БРИКС могут, с одной стороны, стабилизировать обстановку в стране, создать рабочие места, а с другой — обеспечить дополнительные рынки сбыта оборудования и технологий для Китая, являющегося во многом локомотивом процесса расширения БРИКС. Для Китая как крупнейшего производителя оборудования и изделий, в том числе направленных на зеленый переход, крайне важно создание дополнительных рынков. Например, бум, вызванный субсидиями, помог превратить Китай в гиганта в сфере производства электромобилей, но при этом привел к существенному перепроизводству и банкротству значительного количества производителей. Сейчас в Китае насчитывается около 100 производителей электромобилей по сравнению с примерно 500 в 2019 году. Во многом это связано с быстрым устареванием технологий, поскольку автопроизводители ежегодно выпускали электромобили с лучшими характеристиками и бо́льшим запасом хода.

Нечто похожее произошло несколько лет назад и с солнечной энергетикой, когда многочисленные производители обанкротились из-за недостаточного объема рынка (подкрепленного финансированием) и быстрой смены развивающихся технологий.

Согласно данным Международного энергетического агентства (МЭА), с 2011 года Китай инвестировал более 50 млрд долларов в новые мощности по производству солнечных фотоэлектрических систем — в десять раз больше, чем Европа, — и создал более 300 тыс. производственных рабочих мест. При этом доля Китая на всех этапах производства солнечных панелей превышает 80%, в стране расположены 10 крупнейших мировых поставщиков данного оборудования.

Китай сыграл важную роль в снижении затрат на солнечные фотоэлектрические системы во всем мире, что дает многочисленные преимущества для перехода к экологически чистой энергетике.

Кладбища новых электромобилей (и огромное количество подержанных электромобилей) являются примером излишков, которые могут возникнуть при громадном государственном субсидировании и поддержке растущей отрасли, и «памятником» взрывного прогресса в электротранспорте в последние несколько лет. С учетом фактического отсутствия в Африке зарядной инфраструктуры (а рынок электромобилей подразумевает наличие широкой зарядной инфраструктуры) это означает возможность дальнейшего проникновения Китая на рынок инфраструктурных проектов стран БРИКС+. Ранее, например, Китай осуществил крупные инфраструктурные, железнодорожные проекты в ряде стран. Реализация в Африке инфраструктурных проектов приведет и к созданию большого числа новых рабочих мест, в том числе и зеленых рабочих мест.

Соответственно, для производителей этих зеленых решений нужны новые рынки, а для беднейших стран, таких как Эфиопия, нужны эти продукты и технологии вместе с доступным финансированием, которое, как предполагается, может осуществляться через институты БРИКС+.

Очевидно, что договоры по будущим кредитам на любые зеленые цели необходимо будет заключать по значительно более низким ставкам, чем коммерческие ставки в настоящее время, и на гораздо более длительный срок. Существующая ситуация усиливает долговое давление на страны Глобального Юга и привлекает их в БРИКС+ для решения тех проблем, которые десятилетиями не решались существующими международными организациями.

Возможна ли синергия?

Саудовская Аравия является крупнейшим экспортером сырой нефти. В 2022 году королевство экспортировало около 7,3 млн баррелей сырой нефти в сутки (чуть более 17% мирового экспорта). Основная часть этого экспорта — 76% — идет в Азию, из которых 35% приходится на членов БРИКС Китай и Индию.

Саудовская Аравия как лидер совместно с членами ОПЕК+ (Организации стран — экспортеров нефти) через существующий механизм воздействия на рынки путем сокращения или увеличения производства регулирует ценовые уровни. При этом возникают ситуации, когда кто-то из стран-производителей, особенно находящийся под ограничениями, демпингует. Это может нивелировать усилия по координации действий других стран ОПЕК+. Например, летом 2023 года Саудовская Аравия сократила добычу нефти на 1 млн баррелей в день, при этом, однако, фьючерсы на нефть упали. Это связывают, в частности, с тем, что Китай покупал иранскую нефть, пользуясь скидками, которые Иран предлагал, чтобы конкурировать с российскими поставками, перенаправленными из Европы.

ВЕРОЯТНО, КОНСОЛИДАЦИЯ НА ЕДИНОЙ ПЛОЩАДКЕ БРИКС+ КРУПНЕЙШИХ ПОТРЕБИТЕЛЕЙ И ПОСТАВЩИКОВ ЭНЕРГОРЕСУРСОВ ПРЕДОСТАВЛЯЕТ НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ КООРДИНАЦИИ ДАННЫХ РЫНКОВ.

В том числе для снижения колебаний рынка и нахождения взаимоприемлемых ценовых коридоров, новых инструментов финансирования сделок.

Дедолларизация — снижение зависимости от доллара США — во многом является приоритетным вопросом для многих стран БРИКС и десятков других государств, участвовавших в саммите БРИКС. Хотя создание собственной валюты БРИКС в краткосрочной перспективе, согласно мнению большинства аналитиков, представляется маловероятным, но очевидно, что страны БРИКС и другие партнеры будут развивать торговлю и финансирование в своих валютах вместо использования доллара.

Банк БРИКС уже предоставляет кредиты в китайских юанях, и в ближайшее время ожидается, что он будет также это делать в южноафриканской и бразильской валютах. Это важно с точки зрения изменений требований по проектам, в частности по проектам внедрения технологий устойчивого развития.

Согласно данным ЮНКТАД, с 2000 года инвестиции в возобновляемые источники энергии в Африке растут в среднем на 96% в год, при этом континент привлекает всего 2% от общемирового объема. Однако Африке требуется больше инвестиций для стимулирования производства.

Африка, согласно рекомендациям ЮНКТАД, должна начать реализовывать свой потенциал для производства солнечной энергии. Египет, Марокко и Южная Африка уже производят сборку солнечных панелей, и существуют дальнейшие перспективы в развитии их производства. Для этого требуются технологии для производства компонентов, многие из которых также используются в других отраслях промышленности. Китай и частично Индия обладают данными технологиями и опытом создания высококонкурентных производств в данной области.

Для развивающихся стран производство электроэнергии из возобновляемых источников должно быть дешевле, чем использование ископаемого топлива. Если посмотреть на структуру инвестиций в энергетику, то стоимость финансирования (т.е. расходы, связанные с заимствованиями) представляет собой крупнейший источник расходов. По данным МЭА, они выше, чем непосредственно капитальные затраты или операционные затраты (на эксплуатацию и техническое обслуживание), и могут составлять от 25 до 50% долгосрочных средних затрат на производство экологически чистой энергии на развивающихся рынках (за исключением Китая). Уровень процентной ставки оказывает основное влияние на общие инвестиционные затраты. По данным МЭА, инвестиции в возобновляемые источники энергии достигли рекордного уровня. Они составляют почти три четверти роста общих инвестиций в энергетику. При этом не только развитые, но и развивающиеся страны имеют значительный интерес в обеспечении энергопотребления за счет развития возобновляемых источников. Очевидно, что производство электроэнергии с использованием газа является наиболее конкурентоспособным при низких ценах на газ. Затраты на солнечную и ветровую энергию определяются капитальными затратами и стоимостью финансирования: солнечные панели и ветряные турбины стоят дорого, но ветер и солнце как источники энергии бесплатны, а это означает, что эксплуатация этих активов обходится относительно дешево. Напротив, для производства электроэнергии из газа используются более дешевые электростанции (в пересчете на единицу энергии), но это происходит за счет более высоких операционных затрат на покупку сжигаемого топлива. То есть чем ниже процентная ставка, тем более привлекательными становятся чистые технологии по сравнению с ископаемым топливом. Стоимость долга непропорционально выше в странах Глобального Юга с более высоким уровнем рисков. Определенный уровень субсидирования процентных ставок и механизмы рефинансирования для обеспечения стабильной стоимости заимствований помогут сделать возобновляемые источники энергии безопасным выбором.

Настоящая проблема заключается в том, что это необходимо делать в больших масштабах. МЭА прогнозирует более 1 трлн долларов инвестиций частного сектора в энергетический сектор развивающихся стран и столько же со стороны государственного сектора. По оценкам, снижение стоимости капитала на 200 базисных пунктов сократит совокупные затраты на финансирование достижения «чистого нуля» (углеродной нейтральности) на 15 трлн долларов до 2050 года.

С одной стороны, энергопереход стран Глобального Юга означает сокращение рынка для стран — производителей энергоресурсов. С другой стороны, именно платформа БРИКС+ консолидирует одновременно и крупнейших представителей «традиционной» энергетики — нефти и газа (Саудовскую Аравию, Иран, Россию, ОАЭ), и бенефициаров новой энергетики (Китай и частично Индию) — возобновляемых источников энергии (ВИЭ) — и возможных кредиторов процесса энергоперехода.

ЦИТАТА

ПРИТОМ ЧТО ГЛОБАЛЬНЫЕ ЗАДАЧИ ДЕКАРБОНИЗАЦИИ ОПРЕДЕЛЯЮТ ТЕНДЕНЦИЮ НА УВЕЛИЧЕНИЕ ДОЛИ ВИЭ, СОВМЕСТНАЯ РАБОТА НА ПЛАТФОРМЕ БРИКС+ МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ЭТОТ ПРОЦЕСС БОЛЕЕ ПЛАНОМЕРНЫМ И МЕНЕЕ БОЛЕЗНЕННЫМ ДЛЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ УГЛЕВОДОРОДОВ.

Например, Саудовская Аравия использует прибыль от продажи углеводородов для инвестиций в развитие зеленой экономики. Согласно данным Reuters, Саудовская Аравия в 2023 году анонсировала инвестиции до 266,40 млрд долларов в производство «чистой энергии», а к 2030 году она планирует вырабатывать 50% своей электроэнергии из возобновляемых источников энергии, а другую половину — из газа.

Опыт малобюджетных проектов

Высадка Индии на Луну вошла в историю своей низкой ценой. В 2020 году Индийская организация космических исследований (ISRO) оценивала стоимость миссии примерно в 75 млн долларов. Национальный космический корабль «Чандраян-3» стал первым аппаратом, совершившим посадку вблизи южного полюса Луны.

В процентном отношении к валовому внутреннему продукту США больше всего тратят на космос, что составляет всего 0,28% ВВП, или 25,4 млрд долларов, Россия — 0,15% ВВП, или 3,2 млрд долларов. Годовой бюджет НАСА превосходит бюджет индийского агентства ISRO более чем в 10 раз: индийское агентство получило финансирование в размере около 1,6 млрд долларов, что составляет 0,04% ВВП Индии.

Эту бережливость можно объяснить культурой экономической эффективности, готовностью идти на просчитанный риск, оптимизацией ресурсов и разработкой критически важных компонентов с позиции сокращения затрат. Участие местной промышленности и низкие зарплаты ученых и работников ISRO также способствуют поддержанию низких затрат. Излишне объяснять, что при таком экономном высококонкурентном бюджете не может быть «коррупционной составляющей».

Премьер-министр Индии Нарендра Моди привел драматическое сравнение, рассказав, что индийская миссия марсианского орбитального аппарата «Мангальян» стоимостью 74 млн долларов оказалась дешевле, чем фильм «Гравитация», который стоил почти 100 млн долларов. Для сравнения: аналогичная миссия НАСА на Марс, Maven, стоила почти в 10 раз дороже.

Имея четкие цели получения непосредственной выгоды для общества и работая в период, когда Индия была очень бедной, лидеры ISRO разработали стиль, который приносил максимальную выгоду с минимальными затратами. На протяжении большей части своего существования, начиная с 1947 года, Индия боролась с бедностью. Это создало образ мышления, направленный против расточительности, — необходимость всегда держать затраты под контролем, в отличие от щедрых расходов в НАСА, европейском и других космических агентствах, где реальные затраты по проектам могут значительно превысить первоначальные оценки.

Аналогичные примеры можно найти и в других областях. Так, сверхбюджетный подход к проектированию и производству позволил выпустить автомобили Tata Nano в 2008 году по цене 1 лакх рупий (100 тыс. рупий) — в то время 1,335 тыс. долларов. И хотя за время производства цена увеличилась до 215 тыс. рупий, это по-прежнему лучший пример создания бюджетного автомобиля нашего времени.

Другим, китайским, примером экономного подхода является компания BYD — крупнейший китайский производитель электромобилей, представивший в апреле 2023 года электромобиль Seagull («Чайка») со стартовой ценой чуть более 11 тыс. долларов. Однако достижение высококонкурентной цены происходит не в ущерб характеристикам электромобиля: запас хода батареи составляет более 300 километров.

Эти примеры можно считать проявлением агрессивного дефляционного давления, исходящего от наиболее рациональных, рачительных и экономных индийских и китайских производителей, но, видимо, именно такой опыт и подход необходим странам БРИКС+, странам Глобального Юга, стремящимся присоединиться к сообществу БРИКС, для решения своих насущных проблем.

Заключение

Таким образом, новый формат БРИКС+ при кажущейся неоднородности членов решает несколько вопросов развития. Консолидация на единой платформе крупнейших производителей и потребителей энергоресурсов может позволить стабилизировать данный рынок; участие крупнейших представителей традиционной и зеленой энергетики может демпфировать экономические и геополитические проблемы энергоперехода; привлечение стран, обладающих опытом наиболее экономичного осуществления инфраструктурных проектов, и наиболее конкурентных производителей оборудования открывает возможности для других членов, что дополнительно может стимулироваться наличием громадных финансовых ресурсов ряда стран.