Как формировалось представление о вкладе территорий в историю России, какую роль в создании образа провинции играли местные власти, в чем разница подходов западных и восточных губерний? Исследователи Вышки и других университетов обсудили особенности общественно-политической и социальной жизни регионов Российской империи и СССР на конференции, организованной Международной лабораторией региональной истории России ВШЭ при поддержке Фонда Михаила Прохорова.

Роль территории в истории

Международная конференция «Иерархия территорий: региональная статусность и ее динамика в России в XVIII–XX вв.» проходила в НИУ ВШЭ в октябре. Заведующий кафедрой истории славянских и балканских стран Санкт-Петербургского государственного университета Александр Филюшкин представил доклад «Иерархия исторических ролей: изображение вкладов территорий Российской империи в ее историю в переписи памятников истории 1901–1903 гг.». Он рассказал о том, что всего за время переписи выявили более 4100 памятников архитектуры и истории. Это меньше их реального количества, фиксировали лишь самые очевидные объекты, такие как соборы и крепости, отдельно отмечались памятники новейшего времени, воздвигнутые в честь представителей династии Романовых.

В описании памятников в отдельных губерниях выделяются семь основных моделей. Версия «наше великое прошлое — утраченное княжество» характерна для Нижегородской и Новгородской губерний, где подробное описание памятников опирается на изучение истории независимых княжеств. Другие губернии с богатой историей — Псковская, Владимирская, Киевская, Черниговская, Курская и другие — предпочли версию «земли средневековых чудес и местных знаменитостей». В ней переписчики перескочили из древности в тогдашнюю современность, пропуская памятники, отражавшие драматические события локальной и общероссийской истории.

В некоторых губерниях — Варшавской, Казанской, Самаркандской — и Терской области предпочли забыть о «монументах прошлого» в пользу периода интеграции этих территорий в состав империи.

История других губерний, в том числе с древними традициями, сводилась к одному событию. Например, учтенные памятники Смоленской губернии относились в основном к событиям Отечественной войны 1812 года, роль губернии в истории Смуты была проигнорирована. 

Для западных губерний, большая часть которых находилась на территории бывшей Речи Посполитой и Прибалтики, был характерен подход «чужой истории», описание памятников только доимперского периода.

«В отдельных губерниях применялся принцип локальной истории, а на окраинах — «земля без прошлого», где история сводилась к верноподданническому энтузиазму»

Ярко выделяются Петербург и Москва, где списки составлены очень квалифицированно, в них нет пропусков важных монументов, в Москве и Подмосковье акцент сделан на святынях.

Качество описаний во многом зависело от позиции губернаторов, их стремления представить свои территории и от взаимоотношений с местными интеллектуалами. Качественное описание памятников Нижегородской и Новгородской губерний было связано с высоким уровнем местного краеведения и готовностью губернаторов следовать рекомендациям знатоков истории. В Псковской, Владимирской и других губерниях власти не контактировали с краеведами, что негативно сказалось на качестве описания.

В целом, по мнению Александра Филюшкина, первый акт государственной исторической политики, судя по дальнейшим событиям, нельзя признать удачным.

Заведующая Международной лабораторией региональной истории России Екатерина Болтунова попросила докладчика сравнить переписи памятников истории в империи и в СССР. По мнению Александра Филюшкина, подход можно назвать похожим с той лишь разницей, что в СССР акцент делался на учете памятников революции и Великой Отечественной войны. «Это печать строя и современности, в этой части есть преемственность, в основном идеологическая. Церкви в советский период были памятниками архитектуры, а не истории», — прокомментировал автор исследования.

Научный сотрудник Международной лаборатории региональной истории России ВШЭ Григорий Бибиков представил в секции «Реальная и воображаемая география» доклад «Регион как угроза безопасности: ранжирование территорий в ежегодных отчетах III отделения (1830–1860-е гг.)».

Отчеты были не только бюрократическим, но и аналитическим документом, отражающим настроения различных слоев общества, их отношение к важнейшим событиям, говорит автор исследования. Они создавались на основе донесений агентов, жандармских офицеров, а также обзоров печати.

В отчетах страна фактически делилась на две части: Царство Польское и остальные губернии. Как указывалось в одном из них, «расположение умов не представляет опасения, но это не относится к польским губерниям, они подавлены силой оружия, но мечтают об отделении».

«Целью усилий правительства называлось успокоение Польши и прилегающих к ней западных губерний. В одном из отчетов отмечалось, что «поляки не привержены к правительству, но умы их успокаиваются» 

Впоследствии региональный подход детализировался: наиболее опасными в Западном крае назывались Гродненская губерния и Пинский уезд как близкие к Польше. На территории нынешней Правобережной Украины положение считалось более прочным, поскольку большинство крестьян были привержены православной вере.

Наиболее полно, по мнению Григория Бибикова, региональный подход отмечался в отчете 1844 года, когда Александра Бенкендорфа на посту командующего жандармским корпусом сменил Алексей Орлов. Там четко выделена территория Польши. Наименее благонадежными из губерний Западного края названы Ковенская и Гродненская, за ними следуют губернии, составляющие нынешние Правобережную Украину и Белоруссию.

В 1840-х годах в отчетах появляются Прибалтика, Финляндия и Кавказ: жандармы не видели там политической угрозы (несмотря на активизацию приверженцев имама Шамиля в Дагестане и Чечне). Однако жандармы указывали на нюансы управления. Например, в Финляндии отмечалось, сохранение особых прав этой части территории империи, в прибалтийских губерниях – неизменные привилегии местного остзейского дворянства. На Кавказе выделялась проблема сближения устройства местных учреждений с их организацией во внутренних губерниях.

В остальной части России, Малороссии и Сибири отмечается самое спокойное население, говорит автор исследования.

В 1840-х годах отчеты начинаются с Европы, где, по версии жандармов, распространены идеи переустройства. Этими идеями заражены Польша и отчасти западные губернии, а внутренние губернии защищены от враждебных веяний. В отчете 1849 года отмечено, что «русские чужды влечению иностранцев к невозможному». В этой картине мира целые регионы не наделены субъектностью, там не могут проявиться собственные веяния, но туда проникает «политическая зараза» с запада.

Путешествия царских сыновей

Научный сотрудник Международной лаборатории региональной истории России ВШЭ Федор Мелентьев представил доклад «Маршруты царских сыновей: путешествия наследников престола и статусность территорий Российской империи».

По словам Федора Мелентьева, посещение населенного пункта или территории августейшей особой вписывало их в историю страны. При изучении поездок исследователь сталкивается с некоторыми сложностями: наследники описывают маршрут, но не рассказывают, как готовилась поездка. Важно изучить, как составлялся маршрут, кто влиял на его разработку, что его разработчики учитывали, решая включить (или исключить) тот или иной пункт в путешествие. 

«Исчерпывающих материалов о разработке маршрутов пока не найдено, они разрабатывались в военном министерстве и царской канцелярии, сами наследники могли внести свои предложения»

Автор изучил серию путешествий будущих императоров и великих князей в конце XVIII и XIX веке. Самым продолжительным, но не самым продуманным автор исследования назвал путешествие великого князя Александра Николаевича, будущего царя Александра II, в 1837 году, когда наследник престола впервые посетил Сибирь, подчеркнув ее принадлежность к громадной территории России.

Обязательными пунктами путешествия были Москва и Киев, за исключением поездки умершего в молодости сына Александра II — Николая, который не посетил Киев из-за восстания на территории бывшей Речи Посполитой.

Как правило, в путешествии сочетались водные и сухопутные пути, со второй половины XIX века в них использовались и железные дороги, обращает внимание автор исследования.

Маршруты царских сыновей были во многом связаны с развитием путей сообщения, что меняло статусность территорий. Это влияло на их включение в маршруты и отражало их включенность в имперское пространство.

Будущий царь в путешествиях сталкивался не с повседневной жизнью, а с праздником, арками, фейерверками, улицы и дома украшались царскими вензелями. При этом капитальные триумфальные арки в Сибири и на Дальнем Востоке стали нововведением, они появились во время поездки будущего государя Николая II, до этого сооружения были временными.

Помимо названных спикеров, на конференции выступила Ольга Никонова, профессор Южно-Уральского государственного университета, с докладом «Дискурс как “проклятие”: множественность статусов и нереализованное будущее в описаниях провинциального российского города», в котором она в качестве примера исследовала кейс Челябинска, а также Сергей Соловьев, доцент исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, с докладом «“Чудная планета” Колыма: от треста “Дальстрой” к Магаданской области».

Всего на конференции прозвучало 26 докладов. Мероприятие провела заведующая Международной лабораторией региональной истории России Екатерина Болтунова.

Фото: Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде, 1896 г., Wikimedia Commons