Результаты прошедших парламентских выборов в Великобритании впечатляют: правящая с 2010 года консервативная партия потерпела сокрушительное поражение и показала наихудший результат в новейшей истории. Это стало следствием недовольства британцев результатами длительного правления консерваторов, а также серией коррупционных и репутационных скандалов с их участием. Об итогах и вероятных последствиях выборов в Великобритании HSE Daily рассказал доцент департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, научный сотрудник Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Сергей Шеин. 

— Можно ли говорить о стратегическом поражении консерваторов на прошедших парламентских выборах в Великобритании?

— Безусловно, это худшее выступление консерваторов в новейшей истории. Это и потеря мест, и сокращение электоральной базы, и потеря возможности формирования правительства. Однако я бы сказал, что худшие сценарии для консерваторов все-таки не реализовались. Они сохранили место в двухпартийной системе, что создает возможности для оживления и активизации к будущим выборам 2029 года. А сейчас они заслуженно перешли в статус оппозиции Его Величества.

— Можно ли назвать ключевые причины громкого проигрыша консерваторов? Каковы важнейшие внутри- и внешнеполитические просчеты? 

— Наверное, причины можно сравнить с пазлом, где внешняя политика не играет ведущей роли. В английском истеблишменте есть разногласия, касающиеся отношений с Европой и США, но они и другие внешнеполитические проблемы имеют меньшее значение. Внешнеполитические неудачи мало повлияли на падение популярности консерваторов. Главная причина их поражения — усталость британцев от консерваторов и их деятельности. Они реализовали Брекзит, ставший ключевой идеей в начале 2010-х годов, затем последовала пандемия коронавируса, когда консерваторы вели разумную экономическую политику, но их репутация сильно пострадала из-за вечеринок во время эпидемии, произошла серия коррупционных скандалов, снизившая популярность партии, часто говорившей о верховенстве права. Также ударило по репутации партии и 44-дневное правление Лиз Трасс, которое контрастировало с образом экономически компетентной партии. Наконец, правительству Риши Сунака удалось обуздать инфляцию, но это лишь немного уменьшило масштаб претензий британцев к консерваторам.

Кроме того, ключевые направления политики консерваторов не привели к желаемому результату, Брекзит не вернул Британии величие, не сократил миграцию, наконец, сохранилась существенная экономическая и торговая зависимость от Евросоюза. К тому же Брекзит пошел вразрез с интересами значительной части британцев, чья деятельность была тесно связана с континентальной Европой. А больше консерваторам было, по большому счету, нечего предъявить британцам. 

В итоге сочетание стиля и содержания привело к болезненному падению с политического олимпа. 

— Можно ли назвать ситуацию в британских высших эшелонах власти в последние годы, в том числе частую смену премьеров, министерской чехардой?

— Думаю, что да. Это стало следствием внутрипартийных кризисных явлений. Внутрипартийная борьба по разным вопросам достаточно сильна, при этом скамейка запасных у консерваторов довольно короткая, о чем, в частности, говорит назначение Дэвида Кэмерона, премьер-министра в 2010–2016 годах, на пост министра иностранных дел. Быстрая смена министров — следствие борьбы внутрипартийных группировок за лидерство и доминирование. Можно сказать о кризисе лидерства в консервативной партии.

— Лейбористы победили на выборах благодаря содержательной программе или это было протестное голосование?

— Это, безусловно, протестное антиконсервативное голосование, но, в отличие от континентальной Европы, где недовольные избиратели могут проголосовать за маргинальных правых или левых, в Великобритании действует мажоритарная система, в которой протестующему приходится отдавать голос партии, имеющей шансы на успех, главному сопернику правящей партии. Лейбористы отражали интересы широкой коалиции, в которой были представлены и средний класс, и квалифицированные работники, и молодежь, и национальные меньшинства, но ее будет трудно удержать, не имея четкой программы и яркого лидера. Пока неясно, что они будут делать во внутриполитической и социальной сферах и во внешней политике. Мы видим довольно эклектичную программу с трудно сочетающимися пунктами курса и в интересах бизнеса, и в интересах работников, но лейбористам придется определяться, кому повысить налоговую нагрузку. 

Поэтому «медовый месяц» у лейбористов может быть очень коротким.

— Можно ли говорить, что двухпартийная британская политическая система постепенно эволюционирует в трехпартийную, где роль третьей партии играют либеральные демократы? 

— Это отдельный вопрос для дискуссии. В 2010 году, когда ни одна партия не могла сформировать большинство, политологи говорили, что коалиция — это будущее Великобритании. Но потом ее не стало, поскольку действует мажоритарная система, которая отдает преимущество двум основным игрокам. Это главный барьер для формирования многопартийности. Но если посмотреть на процент голосов, отданных ведущим партиям, а не на количество мест, которые они получили в палате общин, то многопартийность проявляется вполне рельефно.

— Как бы вы охарактеризовали либеральных демократов?  

— Они сохранили леволиберальную ориентацию. После коалиции с консерваторами они утратили свой имидж проевропейской партии, сейчас они пытаются вернуться в пространство между лево- и правоцентристами, они ближе к лейбористам и одновременно говорят о возможности возвращения в единый внутренний рынок ЕС. Этот имидж востребован, позволяет занять определенную нишу и рассчитывать на возможное участие в будущих коалициях. Но, конечно, не сейчас, когда лейбористы получили внушительное большинство. 

— В чем причина неудачи Шотландской национальной партии, представительство которой в парламенте резко сократилось?

— Я это связываю с тем, что она прошла путь от сепаратистской и оппозиционной к мейнстримной. Как следствие, скандалы между лидерами, шлейф коррупционных историй и внутрипартийные споры о выходе Шотландии из Великобритании повлияли на снижение ее популярности. Еще один важный момент: националисты сформировали шотландское правительство, на которое легла ответственность за решение экономических, социальных и иных сложных проблем, поэтому недовольство местных жителей сложившейся ситуацией проецировалось на ШНП. Как следствие, избиратели критически оценили результаты деятельности националистов при голосовании о продлении их полномочий. Можно сказать, что стратегия нейтрализации и снижения популярности националистов через делегирование им полномочий в решении важных задач сработала. Шотландская национальная партия не смогла реализовать запрос избирателей на левый курс, и их места в основном заняли лейбористы. 

— Стоит ли говорить, что результаты выборов отражают кризис британского парламентаризма?

— Скорее они отражают идейный кризис, отсутствие больших идей, определяющих направление дальнейшего движения. Британцы четко сказали, что им не нравятся консерваторы, но не смогли ответить, чего они ждут от лейбористов. Кризисные элементы можно найти, но это скорее специфика британской политической системы. Кроме того, около 40% голосов, поданных за консерваторов и популистскую партию реформ, отражают беспокойство британцев миграцией, многие требуют, чтобы антимигрантская повестка была реализована в конкретных законах и актах. Пока неясно, как эту проблему планируют решать лейбористы.

— Можно ли сказать, что Великобритания, где выиграли лейбористы, идет контркурсом с континентальной Европой, где отмечается рост популярности правых и крайне правых партий?

— Если сравнивать с выборами в Национальное собрание Франции, то, конечно, да. Однако это прежде всего протестное голосование, а 40% тех, кто отдал голоса консерваторам и партии реформ, укладываются в европейский тренд, поэтому я бы не рассматривал итоги выборов как поворот налево. 

— Как, по вашему мнению, изменится при лейбористах внутренняя политика Великобритании?

— Пока сказать сложно. Лейбористы сказали много абстрактных слов и фраз про устойчивую торговую экономику, но я не думаю, что они пойдут на радикальные шаги, они хотят быть осторожными, чтобы не растерять голоса сторонников. Поэтому в ближайшей перспективе особых изменений я бы не прогнозировал. Прежде всего лейбористы будут очень осторожны в вопросе налогов и не будут повышать фискальную нагрузку на крупный бизнес и остальное население. Поэтому экономический курс по сравнению с консервативным серьезно не изменится.

— Повлияет ли смена правящей партии на внешнюю политику, в том числе на позицию Лондона по украинскому вопросу?

— Можно ожидать потепления отношений с ЕС, но внутри лейбористов есть серьезное лобби евроскептиков.  

И интересна также вероятная роль Лондона в урегулировании израильско-палестинского конфликта, поскольку в лейбористской партии есть значительное антиизраильское, даже антисемитское крыло. Поэтому значительных изменений можно ожидать скорее на европейском направлении. 

По украинскому вопросу смены позиции не последует, она определяется на уровне трансатлантических отношений и сформировавшейся антироссийской коалиции, новому премьеру Киру Стармеру будет удобнее действовать в прежней модели.