Российский рынок труда подстроился под коронакризис привычным способом: в период основных ограничительных мер работодатели не сокращали персонал, а замораживали наем новых сотрудников и снижали зарплату. Директор Центра трудовых исследований (ЦеТИ) ВШЭ Владимир Гимпельсон изучил ключевые направления адаптации отечественного рынка труда к условиям пандемии в 2020 году.
Свои выводы Владимир Гимпельсон изложил в статье «Зарплата и потоки на российском рынке труда в условиях коронакризиса», опубликованной в свежем номере журнала «Вопросы экономики». Автор базировался на данных Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) ВШЭ, отражающих развитие ситуации в апреле — сентябре 2020 года (для анализа ситуации в пандемию в опросник добавили специальный блок вопросов). Также использовались данные Росстата за 2020 год. Средние значения зарплаты по данным РМЭЗ обычно примерно на треть ниже значений Росстата. Владимир Гимпельсон объясняет значительную часть расхождения особенностями официальной статистики, основанной на информации о фонде заработной платы работников только средних и крупных предприятий.
Владимир Гимпельсон, фото: Высшая школа экономики
По данным РМЭЗ, у 37% респондентов зарплата осенью 2020 года по отношению к осени предыдущего года изменилась незначительно — не более 5% в каждую сторону. Снижение на 5% и более зафиксировано у 28%, а рост на 5% и более — у 35%. В период действия основных ограничений в апреле — июне по отношению к первым месяцам 2020 года более чем у 70% респондентов «практически ничего не изменилось», около 3% отметили рост доходов, 25% пожаловались на снижение на 5% и более, из них 10% отметили провал примерно на четверть от прежнего уровня.
Ограничения 2020 года разделили экономику на сегменты, затронутые антиковидными мерами и незатронутые (или слабо затронутые). В первый попали сектора услуг, где велика доля малых и микропредприятий, а также самозанятых и занятых неформально. Во второй вошли крупные предприятия промышленности и бюджетный сектор.
Чаще всего со снижением зарплат на 5 и более процентов сталкивались работники торговли, сферы услуг и строительства. Более защищенными оказались госслужащие, работники правоохранительной системы, бюджетники и аграрии. Ключевую роль в снижении зарплаты сыграли не демографические и образовательные характеристики работников, а вид деятельности.
Анализ потоков наймов и выбытий по агрегированным квартальным данным Росстата, относящимся ко всему пулу крупных и средних предприятий, показал, что количественная адаптация была кратковременной и продлилась с апреля по июнь 2020 года. Она произошла преимущественно за счет замораживания найма новых сотрудников, а не за счет роста выбытий, число которых уменьшилось по сравнению с доковидным периодом. Общая численность занятых в этом сегменте при этом практически не изменилась. Оборот работников в 2020 году по сравнению с 2019 годом снизился с 57 до 52%.
Интенсивность потоков в экономике в целом с учетом всех занятых, включая работающих вне сегмента крупных и средних предприятий, автор проанализировал по данным РМЭЗ. С апреля по сентябрь, когда действовали основные противоэпидемические меры, доля приступивших к работе снизилась по сравнению с аналогичным периодом 2019 года с 8,2 до 6,7%. Интенсивность найма резко упала в апреле, но в июле — августе показатель достиг доковидного уровня. Кроме того, в период ограничений с 12 до 14% выросла доля работников, трудившихся вне организаций, и с 10 до 18% — доля работающих без официального оформления. Эти данные отражают тенденцию к деформализации занятости.
Фото: iStock
Начиная с апреля наблюдался быстрый рост уровня незанятости; разница с предыдущими годами достигла пика в 1,8 п.п. в августе, снизившись к декабрю до 1,25 п.п. Она могла подпитываться за счет увольнения работников и застрявших в незанятости из-за снижения поисковой активности и интенсивности найма. Из-за противоэпидемических ограничений различия между безработными и неактивными стерлись в связи со сложностями в поиске работы.
До пандемии на каждый месяц с января по июль приходилось от 7 до 10% всего суммарного оттока из занятости за три квартала. В летние месяцы отток рос, достигнув максимума в 23% в августе. Это соответствует регулярным циклам трудоустройства: наиболее интенсивно люди меняют работу в конце лета и в конце года. Ситуация 2020 года существенно отличается: первый пик оттока в 17% пришелся на начало пандемии в марте — апреле и заметно превысил доковидные величины. Второй пик августа — сентября составил 15% суммарного оттока, что меньше обычных значений.
Ответ незанятых в экономике на вопрос РМЭЗ, в каком году и месяце они покинули последнее место работы, позволяет оценить отток из занятости по годам и по месяцам. В январе — сентябре в доковидные годы отток с рабочих мест в незанятость составлял в среднем 5,5% от численности всех занятых. В 2020 году этот показатель вырос до 5,8%. Если же ограничиться периодом с апреля по сентябрь, то отток даже сократился с 4,4 до 3,9%. Эти цифры согласуются с данными Росстата. «Совокупность мер, направленных на блокирование выбытий, оказалась эффективной», — резюмирует Владимир Гимпельсон.
Сопоставление динамики показателей найма и выбытий показало: количественная адаптация к кризису шла преимущественно через сокращение найма, а механизм массовых выбытий не был задействован. Такая реакция для российской экономики стандартна, она воспроизводилась во всех прошлых кризисах. Это не случайно: массовые увольнения по инициативе работодателя сопряжены для него со значительными издержками, а ограничение новых наймов позволяет экономить на расходах, связанных с подбором и первичной адаптацией новых работников. В условиях коронакризиса — кризиса предложения — было целесообразно сохранить человеческий капитал для последующего восстановления. Такой вариант адаптации оказался наиболее рациональным и активно использовался в 2020 году во всех развитых странах.
Сокращение обоих компонентов оборота рабочей силы означает уменьшение масштаба реаллокации труда. Это может вызвать снижение производительности труда и торможение роста зарплаты, поскольку трудовая мобильность является одним из источников их роста. Однако такая реакция на противоэпидемические ограничения не является специфически российской и также отмечалась в странах с более гибким рынком труда.
Не оправдались предположения об изменениях структуры рынка труда и экономики, сокращение реаллокации работников говорит скорее о ее консервации.
Набор адаптационных последствий для работников не был специфическим результатом государственной политики на рынке труда, проводимой в 2020 году, налицо их преемственность с механизмами приспособления в предыдущие годы. «Однако если в прежние кризисы законодательные и административные меры тормозили высвобождение, выгодное для работодателей, то в 2020 году работодатели сами не были заинтересованы в потере человеческого капитала, необходимого им для последующего восстановления полноценной экономической активности», — подытожил Владимир Гимпельсон.
Фото: iStock
