13–14 февраля экс-министр иностранных дел Австрии Карин Кнайсль прочла студентам Вышки курс истории нефтяного рынка. Ранее она выступила в НИУ ВШЭ с открытой лекцией на тему “Energy Is the Name of the Game: Geopolitics and Economics of the Energy Markets from 1911 to 2023”. HSE Daily публикует интервью Карин Кнайсль английской редакции портала ВШЭ, в котором она изложила свои взгляды на европейскую энергетическую политику, проблемы нейтралитета, кризис доверия, рассказала о личном опыте как публичной фигуры в глобальной политике и анонсировала свою новую книгу “Requiem for Europe”, которую планирует издать совместно с Вышкой.

Проблемы зависимости ЕС от импорта энергоресурсов

Когда мы говорим о Европейском союзе и его зависимости от российских нефти, газа и другого импорта, мы должны проводить различие между европейскими странами. Германия в значительной степени зависит от дешевого российского газа, и это продолжается уже 25–30 лет. Та же ситуация у Австрии, Северной Италии, некоторых частей Франции. Транспортируемый по газопроводам природный газ дешевле, чем перевозимый морем СПГ, потому что для СПГ нужны терминалы. И, говоря об этих крупных терминалах, мы всегда должны помнить о географических условиях. Например, береговые линии на средиземноморском побережье Европы не предназначены для размещения огромных терминалов: неизбежно будет конкуренция между туризмом и газоперерабатывающими заводами, туризмом и промышленностью. Проблемы многогранны, и степень зависимости варьируется от страны к стране.

Ирландия и Португалия нисколько не пострадали от отсутствия российских нефти и газа. Но, разумеется, Германия, Италия, Австрия и другие центральноевропейские члены ЕС затронуты очень сильно. Причем некоторые из этих стран не имеют выхода к морю и не могут даже думать о строительстве морских терминалов для замены трубопроводного газа на СПГ. Вот почему Венгрия попросила об исключении из нынешнего пакета санкций.

Германия — экономический локомотив, мировой лидер по экспорту. Сегодняшняя ситуация сильно ударила по Германии. Немцы согласились на угольное эмбарго в марте только при условии, что не будет введено никаких других санкций в сфере энергетики. И тут внезапно они оказываются в ситуации, к которой их никто не подталкивал. Мы помним, как министр иностранных дел Бербок заявила весной 2022 года: «Мы навсегда откажемся от российских энергоносителей».

Интересно в этом бойкотном эмбарго то, что впервые в истории, насколько мне известно, его объявляют со стороны спроса.

Клиенты объявляют санкции своему поставщику. Если вспомнить прошлые нефтяные кризисы — в 1970-х или в 2006–2009 годах, — такие меры принимали страны со стороны предложения. А теперь мы искусственно сокращаем предложение, и в действие вступают рыночные силы. Когда вы снижаете предложение, а спрос остается прежним, цена растет.

Меня поражает отсутствие у правительств ЕС, за несколькими исключениями, элементарных знаний о рыночной экономике. Лица, принимающие решения, зависят от тех, кого я называю лицами, формирующими решения, то есть от своих помощников, которые готовят для них информационные записки, тезисы выступлений и так далее. Самим руководителям не хватает понимания общей картины. Они борются за голоса избирателей, плюс им приходится вести множество других боев. Но тот, кто формирует решения, должен разбираться в подобных вопросах.

Сценарии будущего: рецессия и вооруженные конфликты

Никто из нас не может предсказать будущее, но видится несколько сценариев. Давайте предположим, что идет глобальная рецессия, которая, я думаю, произойдет, если Китай не вернется на мировую арену и не выступит снова в качестве локомотива мировой экономики, как это было в 2009 году. Еще тогда Китай был недоволен тем, что доллар является резервной валютой для торговли сырьевыми ресурсами. Именно в то время стали предлагать альтернативы, некоторое время дедолларизация обсуждалась в различных кругах, а сейчас эта дискуссия стала мейнстримом.

В последнее время Китай оказался вне глобальной экономики из-за своего бесконечного карантина. Трудно предсказать, увидим ли мы большой китайский камбэк или все останется как прежде: два шага вперед — один шаг назад.

Допустим, что первый сценарий — глобальная рецессия, но тут вступает Китай, и цены на нефть остаются относительно высокими, поскольку Китай запрашивает свою долю мировых энергоресурсов. До начала 1990-х годов Китай мог удовлетворять внутренний спрос на нефть за счет собственной добычи. Китай добывает около 3,5–4 млн баррелей нефти в день, и этого было достаточно для потребления внутри страны. Но в 2015–2016 годах Китай стал импортером номер один, заменив в этом качестве США, которые были главным импортером на протяжении нескольких предыдущих десятилетий. Затем произошла сланцевая революция, которую я предпочитаю называть сланцевым бунтом: она на несколько лет изменила общий ландшафт, но я не считаю это реальной революцией. США превратились в поставщика энергоресурсов, но США не смогут сохранить свою долю производства в том же объеме, что и в течение последних 5–6 лет, из-за истощения сланцевых месторождений. Американцам эти ресурсы нужны еще и для внутреннего потребления.

В такой патовой ситуации мы увидим довольно высокие цены. И это вызовет проблемы у импортеров из ЕС.

Другой сценарий — нарастание вооруженного конфликта. Я думаю не только о событиях вокруг Украины, но и о многочисленных тлеющих конфликтах вокруг Китайского моря и Израиля. Я не устану повторять, что Израиль заинтересован в сохранении статус-кво: они не хотят радикальных изменений, поскольку в палестинском вопросе статус-кво их вполне устраивает. Но растущий Иран, новая ситуация с Турцией — здесь ничего исключать нельзя. Чем больше вооруженных конфликтов, тем выше спрос на нефть и больше неопределенности.

Это лишь два возможных сценария. Существует еще много субсценариев, которые мы, возможно, будем наблюдать, но я считаю, что самое вероятное сейчас — патовая ситуация. Я не вижу выхода. Потому что с кем нам говорить? О чем говорить? Доверие подорвано, и не только я это отмечаю. Доверия больше нет, а без доверия не может быть никаких переговоров.

И из этой ситуации нам предстоит как-то выходить. Помимо всего прочего, нужно учитывать общественную динамику. Как со всеми этими обстоятельствами будут справляться обычные люди? Маргарет Тэтчер однажды сказала, что общества как такового не существует. А я считаю, что общество — огромная сила. Общество заставляет государство, страну двигаться, оно рождает новые идеи. Все это невозможно заранее предсказать. Поскольку существует неопределенность, никто не знает, как и куда инвестировать. Мы страдаем от недостатка инвестиций, вот почему цены все время движутся в разных направлениях.

Нейтралитет под вопросом

В 1995 году в Европейский союз вступили три нейтральные страны: Финляндия, Швеция и Австрия. В Австрии была большая дискуссия: можно ли стать членом ЕС и сохранить нейтралитет? Я всегда говорила, что это своего рода шизофрения. Потому что с того момента, как вы присоединились к общей внешней политике и политике безопасности, с юридической точки зрения вы уже не можете сохранять нейтралитет. Сегодня Австрия присоединилась к санкциям и заявила, что, будучи нейтральной с военной точки зрения, она не нейтральна с политической точки зрения. Но Австрия также участвует в недавно принятом решении о проведении военных учений. И через Австрию проходит огромное количество вооружений — это факт. Так что по поводу нейтралитета Австрии можно поспорить.

Теперь мы видим, как еще два члена ЕС, Швеция и Финляндия, вступают в НАТО. Процесс вступления еще не завершен, но все идет к тому.

И есть четвертое важное нейтральное государство, которое не является членом ЕС. Швейцарцы всегда очень строго трактовали понятие нейтралитета: страна входила в состав специализированных учреждений ООН, но не была полноправным членом Организации Объединенных Наций до 2002 года, когда на третьем референдуме большинство швейцарцев проголосовали за вступление в ООН. Это особенно интересно в свете того, что, хотя Швейцария не была членом ООН, штаб-квартира одного из отделений ООН находилась в Женеве. Когда Совет Безопасности ООН вводит санкции против Ирана, Ирака или Северной Кореи, должна ли Швейцария как нейтральная страна присоединиться к санкциям? Швейцария предпринимает обходные шаги, когда речь заходит о заморозке и конфискации российских активов, но присоединяется ко многим другим санкциям. Это вызвало реакцию российских официальных лиц, заявивших, что Женева и Лозанна больше не являются нейтральной площадкой для встреч.

Понятия нейтралитета в том виде, в каком его на практике придерживались три члена ЕС — Австрия, Финляндия, Швеция, — больше не существует.

Интересно, что некоторые другие страны сейчас кажутся нам гораздо более нейтральными. Например, Турция, будучи вторым по величине членом НАТО, по определению не нейтральна с юридической и политической точек зрения. Но она выступает в роли посредника, фасилитатора и предоставляет место для встреч. Страны, которые все еще могут быть посредниками при заключении технических соглашений и обмене пленными, — это Турция, Эмираты, Саудовская Аравия. В определенной степени это и Армения, ставшая, например, местом встречи ученых.

Проблемы внешнеполитических дебатов и принятия решений

Я присутствовала на заседаниях Совета ЕС по общей внешней политике и политике безопасности. Там я кое-что поняла, и это меня опечалило. Было ощущение, что находишься в классе 13–14-летних подростков, которые отвлекаются и не обращают внимания на то, что говорится на собрании. Выходят министры, открывают свои девайсы и излагают тезисы. Двадцать семь человек повторяют одно и то же по тому или иному вопросу. Политические дебаты происходят очень редко. А решения принимаются в другом месте. Я часто просила слова и пыталась установить зрительный контакт с аудиторией.

Когда мы со студентами проводим имитацию конференции, я часто веду себя почти как гувернантка и говорю им: обращайтесь друг к другу деликатно, будьте вежливы, избегайте взаимных оскорблений, будьте прагматичны, употребляйте корректные формулировки, поддерживайте зрительный контакт, будьте кратки.

А на заседаниях Совета ЕС мы во многом утратили хорошие манеры. Это банально, но это необходимо восстановить еще до того, как мы о чем-то договоримся. В конце концов, наши документы составляются в комиссии политологами: они не историки, не географы, не люди из реального мира. А реальный мир совсем другой.

Несколько дней назад я участвовала в одной дискуссии. С точки зрения России все время встает вопрос, оказывают ли США давление на европейцев. Я не вижу, чтобы США оказывали серьезное давление. Это мы сами — Европейский союз. Я много думаю о Максе Вебере, который написал большую работу по политической социологии о роли бюрократии. Вы в России это и сами знаете: бюрократия душит инициативу.

Существует некоторый лимит на число сторон, участвующих в принятии решения. По данным эмпирических исследований, таких сторон должно быть не больше восьми. Если у вас за столом 10–12 человек, общего разговора на одну тему не получится. А нам нужен разговор, нам нужно говорить друг с другом. Я знаю, что страны БРИКС желают видеть рядом Аргентину, Саудовскую Аравию, Иран и других, но я дам им непрошеный совет: никогда не выходите за пределы 10–12 человек за столом переговоров. Та же история с Шанхайской организацией сотрудничества, в которой сейчас девять стран. Это две трети мирового населения, огромная доля мирового ВВП, наиболее значимые производители и потребители энергоресурсов. Поэтому лучше сохранить ее в нынешнем составе.

Стоит превысить определенное количество участников — а в случае с ЕС мы давным-давно его превысили, — и будет невозможно эффективно обсуждать и принимать решения.

Отношение к России: меняющийся ландшафт

Нам нужно говорить с Россией, потому что географию нельзя изменить, это постоянный фактор истории. И история нас ко многому обязывает. Мы разработали и подписали соглашение о «Сочинском диалоге» еще в 2019 году, и с ним было связано много надежд. Это происходило в период санкций 2014 года, но была заложена институциональная основа сотрудничества по вопросам науки, молодежной политики, спорта, изменения климата и искусства. Когда сравниваешь то время с сегодняшней ситуацией, возникает странное чувство.

В 2020 году отмечалось 100-летие Зальцбургского фестиваля. В Австрии это большое событие. В 2020 году Россия была приглашена на фестиваль в качестве главного гостя. Федеральный президент Австрии передал официальное приглашение президенту Путину в мае 2019 года в Сочи. «Газпром» был готов спонсировать множество культурных мероприятий. Зальцбургский фестиваль — это очень красиво, но вместе с тем это своего рода маленькая планета, где собирается определенная элита, «на других посмотреть и себя показать». В 2020 году приезд России на фестиваль в качестве почетного гостя не состоялся из-за пандемии. Два года спустя, летом 2022 года, федеральный президент Ван дер Беллен произнес речь на открытии фестиваля. Обычно это церемониальная речь, посвященная искусству. Но на этот раз президент Ван дер Беллен заявил, что любой, кто критикует санкции против России, является пособником путинского режима. Речь была резкой и сорвала бурные аплодисменты аудитории.

Я говорю об этом потому, что этот случай — иллюстрация оппортунистического менталитета. Мне это кажется деструктивным, потому что это очень и очень ненормально. Двумя годами ранее мы все хотели видеть у нас Россию: просим быть нашим почетным гостем, и будет замечательно, если вы за это заплатите. А два года спустя любой критик санкций является пособником путинского режима.

Наблюдая за атмосферой и зная аудиторию, я считаю, что это типичный австрийский оппортунизм.

До сих пор я не говорила об Австрии. Когда люди задают мне вопросы об Австрии, я всегда отвечаю, что не хочу комментировать свою страну. Но с меня хватит. Я все это наблюдаю с 1990-х годов. С одной стороны, «русские деньги — это здорово». В Вену пришли большие российские деньги — вложения в недвижимость, инвестиции в бизнес. И в то же время я видела, как люди высмеивали русских: «у этих русских нет вкуса, кто бы их научил»; «им так легко продавать, они купят все что угодно». Отношение было как к дойной корове: заполучить себе русского — российского олигарха, российского инвестора. Это был крайне оппортунистический, утилитарный подход.

Сейчас на всех оказывают давление: вы должны осудить Россию. Я запостила фотографию прекрасной заснеженной Москвы и получила комментарии типа «сейчас это самый центр геноцида». Все это исходит не от каких-то безумных партийных руководителей — это существует в обществе. Это страшно и печально.

Опросы показывают, что общество разделилось по крайней мере в пропорции 50/50 на тех, кто поддерживает санкции, и тех, кто их не поддерживает. Мой личный опыт состоит в том, что никто не высказался в мою защиту. Ни один публичный человек, ни один журналист или коллега не встал и не сказал: «Оставьте ее в покое!» Я считаю себя в какой-то степени «сопутствующим ущербом» всего происходящего.

В Австрии сейчас сильны антироссийские настроения. Я считаю, что не надо строить политическую повестку вокруг этой темы. У нас много других проблем: покупательная способность, безработица и так далее. И в них Россия не виновата. Санкции — один из элементов, но не главный элемент происходящего. Россия не должна быть основным параметром нашей внутренней политики.

Я покинула Австрию в 2020 году, задолго до эскалации кризиса. Я уехала, потому что у меня в стране не осталось ни одного контракта. За целый год я не заработала ни единого цента. К счастью, я начала писать тексты для сайта Russia Today и читать свои первые курсы в МГИМО. Но дело не только в возможности зарабатывать на жизнь. Я покинула Австрию физически, потому что не хотела, чтобы на меня напали на улице как на «русскую проститутку». И это происходило еще летом 2020 года, когда меня маргинализировали за то, что я «была с русскими». Я решила переехать в Ливан — не то чтобы это был полностью мой выбор, но там я чувствовала себя как бы на нейтральной почве. Ливан на самом деле не является нейтральным, там хотели бы этого, но так не будет. Я поехала в Ливан, потому что владею арабским языком.

Я наблюдаю за российскими бизнесменами и студентами на протяжении трех десятилетий и заметила, что россияне, если вы предпочитаете судить обо всех разом, очень быстро научились перемещаться по миру. Австрийцы и немцы, особенно в энергетическом бизнесе, остались провинциалами. Все начинается с изучения второго или третьего языка, знакомства с хорошими театрами и интересными местами для посещения. А в продолжение — деловые поездки по всему миру.

Публикации: прошлые и будущие

Еще в 2012 году я опубликовала книгу под названием «Фрагментированный мир: что осталось от глобализации» (“Die zersplitterte Welt: Was von der Globalisierung bleibt”). Она была на немецком языке и на английский не переводилась. Уже тогда я в этой книге развивала идею ренационализации Европейского союза. Я писала там о Брекзите, о подъеме религиозных движений и других подобных примерах. Люди говорили мне тогда, что у меня слишком много негатива. Но я считала, что мир деглобализуется, станет более фрагментированным. Люди чувствуют себя потерянными в глобализованном мире, им нужно за что-то держаться. Я думаю, что та моя книга все еще в определенной степени актуальна.о

А моя следующая книга, которую я надеюсь выпустить совместно с Вышкой, будет скорее большим эссе. Я знаю по собственному опыту читателя: ну кто станет читать книгу в 300 страниц? Самыми успешными моими книгами были те, у которых объем не превышал 100 страниц. Если быть с собой предельно честной, на 30–40 страницах можно сказать многое, а остальное — просто описание, дополнительные иллюстрации к сказанному. Книга будет называться «Реквием по Европе». В аннотации я хочу рассказать о том, что со мной произошло, но не буду представлять это как историю несчастной жертвы. Это не в моем стиле, да я и не считаю себя жертвой, я по-прежнему управляю своей жизнью. Но я через это прошла и поэтому могу утверждать, что сегодня списки заменили собой законы. Верховенство закона перестало существовать.

И это стало для меня шоком. Я спросила себя: где был тот переломный момент, когда все это началось, когда все изменилось? Был ли это 2015 год, был ли это 2008-й? Я попыталась это выяснить. Но сейчас списки заменили собой законы, которые составляют самую основу Европы. Свобода слова, равенство перед законом. Нынешняя ситуация напоминает мне о том, что я изучала на занятиях по юриспруденции. В XVII–XVIII веках мы начали с кодификации права. До этого была путаница, была неопределенность в отношении того, какой закон следует применить. И вот теперь мы возвращаемся к той, прежней ситуации — к глубокому правовому вакууму, к неопределенности: какой закон следует применить? Сегодня очень легко происходит экспроприация. Европа когда-то была маяком просвещения, все хотели туда поехать. Для жителей многих регионов мира Европа по-прежнему является тем местом, где они хотят быть, потому что там соблюдаются права граждан, там есть свобода и так далее. Другой аспект — государство всеобщего благосостояния. Оно тоже приходит в упадок. Сегодня на занятии мы обсуждали Европу как понятие: что такое Европа? С точки зрения географии мы этого не знаем. Является ли Армения Европой? Является ли Россия Европой? Для меня ответ — да, они обе являются Европой. Мне не нравится противопоставление «Россия и Европа». Нет, Россия — это Европа. Я говорю, что хочу быть здесь, потому что рада своему возвращению сюда, в Европу. То же относится и к Аргентине. Это очень европейская страна. Может быть, куда более европейская, чем некоторые части сегодняшней Европы. Европа как понятие, как цивилизация — это то, чем дорожат миллиарды людей и за что я тоже всегда была благодарна. Но сегодня она перестала существовать.

В учебном курсе Карин Кнайсль речь шла о глобальной энергетической политике, международных энергетических компаниях и институтах. Доктор Кнайсль подробно рассказала о специфике современных энергетических рынков, осветив такие вопросы, как сырьевая гонка, геополитика, демография, технологии и снижение роли международного правового регулирования.