Российские и зарубежные исследования деятельности Надежды Мандельштам, жены знаменитого российского поэта Осипа Мандельштама, показывают: многие страницы ее жизни требуют дополнительного изучения и позволяют выявить новые детали творчества Осипа Мандельштама и ее усилий, направленных на сохранение наследия поэта и популяризацию его произведений, когда их распространение не поощрялось властями.

Мандельштамовский центр НИУ ВШЭ провел Мандельштамовские чтения — международную конференцию, посвященную 125-летию со дня рождения жены поэта и хранителя его наследия Надежды Яковлевны Мандельштам (Хазиной).

Ведущий эксперт центра Павел Нерлер (Полян), открывая конференцию, поблагодарил факультет гуманитарных наук НИУ ВШЭ и Школу филологических наук за помощь в организации конференции. Он сообщил, что в настоящее время центр готовит новое издание неопубликованных крупных текстов и писем Надежды Мандельштам. В Мандельштамовском центре хранятся архивы ряда исследователей творчества Осипа Мандельштама, в том числе архив Юрия Фрейдина, душеприказчика Надежды Мандельштам, в котором немало ценных книг и документов. Например, том Евгения Баратынского из «Библиотеки поэта» с ее пометками, фиксирующими отклики Мандельштама на стихи Баратынского.

Заместитель декана ФГН НИУ ВШЭ Павел Деменчук подчеркнул: Мандельштам стал одним из символов факультета, неслучайно бюст поэта находится рядом с кабинетом декана факультета Феликса Ажимова. Он сообщил, что ФГН намерен поддерживать исследования и конференции Мандельштамовского центра Вышки. «Желаю Вам плодотворной работы», — завершил приветствие Павел Деменчук.

Руководитель Школы филологических наук ФГН НИУ ВШЭ Евгений Казарцев назвал Осипа Мандельштама уникальной кометой, взлетевшей в русской поэзии, которая может гордиться ее появлением. Он полагает, что Мандельштам заслуживает еще большего внимания и исследований на своей Родине. «Я желаю нашей конференции успеха, и большое спасибо, что продолжаете окормлять эти исследования», — обратился Евгений Казарцев к сотрудникам Мандельштамовского центра и к участникам чтений.

Директор Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля Дмитрий Бак отметил: исследователи вступили в новый период освоения наследия Мандельштама. За время после его возвращения в публичное поле были изданы четыре разных собрания сочинений Мандельштама и много других трудов. Сейчас происходит третья пересборка истории отечественной литературы, и фигура Мандельштама обретает в ней новый масштаб. Сейчас вечера памяти поэта не собирают громадных аудиторий, но в изучении его творчества не менее важны периоды сохранения наследия. «В этом периоде надо сохранить доблесть», — сказал Дмитрий Бак.

Открывая чтения, Павел Нерлер представил краткий очерк жизни Надежды Хазиной-Мандельштам. Она родилась в 1899 году в Саратове, вскоре семья переехала в Киев. Ее жизнь можно разделить на три неравных периода: до знакомства с Осипом Мандельштамом, совместная жизнь с ним до второго ареста в 1938 году и третья, самая длительная, жизнь — без него, весь смысл которой заключался в сохранении наследия поэта.

Надежда Яковлевна проявила себя «великой вдовой», как ее назвал Бродский, но и сама была яркой личностью. Она не хотела быть и не была приложением к кому-то и в союзе с Мандельштамом, в житейской его части, была скорее лидером. Надежда Хазина окончила в Киеве женскую гимназию, хорошо знала языки и не раз помогала мужу с переводами.

В юности она почувствовала тягу к живописи, училась у ряда видных киевских художников (Мурашко, Экстер, Бойчук). Но это не было призванием, хоть она и любила рисовать: современники помнили ее рисующей — и в 1922 году в Москве, и в 1935 году в Задонске под Воронежем. К сожалению, сохранилась всего одна ее акварель. Молодость и увлечение живописью совпали с революцией и Гражданской войной. В 1917–1920 годах власть в Киеве многократно менялась, и Надежда Мандельштам ярко описала резкие перемены в городской обстановке и их влияние на жизнь обывателей и художников.

Периодически Осип и Надежда жили врозь, потому что ей как туберкулезнице был показан Крым, а не Ленинград; даже в период ссылки в Воронеж ей приходилось не раз отлучаться в Москву, хлопотать о заработках. Ее воспоминания кардинально отличаются от других мемуаров о поэте способностью видеть даже то, кáк у него возникали, как писались стихи, эти их неожиданные погудки. Она же описывала моменты проявления вдохновения у Анны Ахматовой, с которой судьба свела ее в Ташкенте.

Когда после стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…», с которым, как полагает Павел Нерлер, ознакомился Сталин, Мандельштама отправили в ссылку, она сопровождала его сначала в Чердынь, а затем в Воронеж. После они жили в Калинине. Арестовали Мандельштама в доме отдыха в Саматихе, в дальнем Подмосковье, куда им выдал путевку Союз писателей.

С получением подтверждения о смерти мужа для Надежды Яковлевны начался ее третий и самый долгий период жизни — без Мандельштама. Буквально накануне захвата Калинина вермахтом осенью 1941 года ей удалось эвакуироваться из города. Большую часть эвакуации она провела в Ташкенте, где у нее образовался круг общения, там она окончила университет и начала свою карьеру педагога с уроков в Доме детского творчества. После Ташкента начались скитания по педагогическим институтам: Ульяновск, Чебоксары, Чита, наконец, Псков.

Главным делом ее жизни при этом оставалось хранение и сохранение наследия Мандельштама. Она сумела вывезти большую часть остатков его архива из Калинина, она помнила наизусть и записала его стихи и даже кое-что из прозы. Ее великолепная память спасла многие стихотворения от забвения, став основой для списков ее рукой и для самиздата. А также для тамиздата, в частности для собрания сочинений Мандельштама, вышедшего в США. Надежда Мандельштам переправила за рубеж — сначала в Париж, а затем в Принстон — архив поэта, ставший основой работы современных текстологов. «Она сделала для сохранения творческого наследия мужа все что могла», — подытожил Нерлер.

Старший научный сотрудник Института российской истории РАН Сергей Соловьев представил сообщение «Надежда Мандельштам и Варлам Шаламов». Период тесного общения и регулярных встреч приходится на 1965–1967 годы, затем отношения охладели и сошли на нет. Надежда Мандельштам очень ценила рассказ Шаламова «Шерри-бренди», неоднократно называла его рассказы лучшей прозой XX века. Соловьев отметил, что часть черновиков писем Шаламова к Надежде Мандельштам хранится в его фонде в РГАЛИ. В переписке Шаламов выглядит совсем иным человеком, чем в «Колымских рассказах»: он сомневался, он искал собеседников, ему важно было высказывать им свои мысли о писателях, о событиях прошлого и современности, и в какой-то мере он даже подстраивался под собеседника. По мнению докладчика, отсутствие диалога с читателями повышало исповедальность переписки Шаламова. В одном из писем он заявил, что имеющиеся учебники истории литературы следует сжечь, на что Надежда Яковлевна предложила просто ими не пользоваться.

В дальнейшем Шаламов посвятил Надежде Мандельштам рассказ «Сентенция», но говорить о близком восприятии истории и настоящего все-таки не стоит: жена поэта считала 1920-е годы прологом будущей катастрофы, а писатель — временем «штурма неба».

История их отношений разворачивалась на фоне попыток Шаламова опубликовать «Колымские рассказы» и оскорбительной рекомендации литературных чиновников напечатать их в ведомственном журнале МВД как очерки преступного мира. Шаламов передал их через Надежду Яковлевну Кларенсу Брауну, но вместо книги, на которую он так надеялся, вышли лишь разрозненные публикации, что вызвало разлад в его отношениях и с Надеждой Яковлевной. Очень резко он разошелся с ней во мнениях о Солженицыне, что усилило разногласия. Окончательный разрыв, по воспоминаниям современников, произошел летом 1968 года.

Профессор Школы филологических наук ФГН НИУ ВШЭ Елена Пенская представила сообщение «Надежда Мандельштам и Сергей Петров». Она сообщила: встреча произошла в доме Леонида Пинского, прошедшего лагеря в начале 1950-х годов и примкнувшего к диссидентскому движению вместе с женой Евгенией Лысенко. По пятницам они приглашали гостей, среди которых были и Варлам Шаламов, и поэт Всеволод Некрасов. В сентябре 1970 года к Пинским пришли Надежда Яковлевна и Сергей Петров, поэт и прозаик, тоже прошедший через тюрьму и ссылку. После реабилитации он преподавал иностранные языки, а с 1960 года руководил отделением перевода Ленинградского отделения Союза писателей. Петров читал стихи Мандельштама и комментарии к ним, его выступления и слова Надежды Яковлевны отразились в блокноте Всеволода Некрасова. По этим записям Некрасова можно восстановить драматургию вечера, на котором Пинский назвал присутствие Надежды Яковлевны смешением времен. Она отдельно высказалась по поводу стихотворения Петрова «Спортсмен», отсылающего к «Довольно кукситься!» Мандельштама. Между ними было явное противоречие: в отличие от ощущения свежести, устремленности вперед Мандельштама, у Петрова было заметно предчувствие увядания, спортсмен последнего проходит круги, ведущие к смертному финишу. Надежда Яковлевна назвала стихотворение задыхающимся, приводимым в движение не дыханием, а одышкой. В финале эта запись завершается словами: «Мандельштамиана жива, в нашу жизнь вошла речь Мандельштама».

Историк литературы Наталья Громова рассказала о жизни Надежды Мандельштам в Ташкенте. Основной источник информации об этих событиях — ее переписка с другом Осипа Мандельштама Борисом Кузиным. Она отметила, что в условиях Великой Отечественной войны задача спасения архива предельно усложнилась. Кроме того, вместе с Надеждой Мандельштам была ее старая и больная мать. Сначала они оказались в маленьком поселке Муйнак на берегу Аральского моря и только благодаря хлопотам Анны Ахматовой выбрались в Ташкент. Они жили в одном доме с семьей поэта Владимира Луговского, Лидией Чуковской и Анной Ахматовой. Когда поэтесса тяжело заболела тифом, Надежда Яковлевна дежурила у нее в больнице. Затем они переехали в другой дом на окраине города, где жили Николай Погодин, Иосиф Уткин и Елена Сергеевна Булгакова. Там она начала работать с одаренными детьми во Дворце пионеров, размещавшемся во дворце бывшего наместника Средней Азии. Она преподавала языки, среди ее учеников были Валентин Берестов, Эдуард Бабаев и сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон, более известный под домашним прозвищем Мур. Первый впоследствии сравнивал ее с «доброй Бабой Ягой». В 1944 году Надежда Яковлевна устроилась преподавать иностранный язык в Среднеазиатский университет, где проработала до 1949 года.

Научный сотрудник Мандельштамовского центра НИУ ВШЭ Леонид Видгоф представил сообщение «О соседе Н.Я. Мандельштам в квартире в Нащокинском переулке: новые данные о Николае Костарёве-Туманове». Докладчик уточнил: вторая фамилия соседа, Туманов, — узаконенный псевдоним времен Гражданской войны.

Он родился в 1892 году в Перми, в 1915-м его сослали в Сибирь за революционную деятельность, затем призвали в армию в период Первой мировой войны. В 1918–1921 годах он участвовал в Гражданской войне на Дальнем Востоке, по возвращении в Центральную Россию общался с Даниилом Хармсом, а в 1920-е годы Костарёв вместе с соавтором написал приключенческий роман, затем перешел к документальному жанру, находился рядом с Василием Блюхером в Китае, регулярно писал в разных журналах, в том числе о Китае, был арестован в 1941 году.

Надежда Яковлевна называла его писатель-генерал (хотя такого чина у него не было). Ему сдали комнату в квартире по просьбе знакомого Мандельштама, писателя Владимира Ставского. В этой комнате у Костарёва родилась дочь, жившая там и в 1950-е годы. Негативное отношение к Костарёву, которого Надежда Яковлевна подозревала в тайном копировании стихов, сложилось не сразу. Не исключено, что обстоятельства вселения Костарёва в квартиру Мандельштамов отчасти могли отразиться в «Мастере и Маргарите», поскольку Булгаков жил в Нащокинском рядом с ними. Родственники Костарёва получили его следственное дело и свидетельство о смерти. Они отрицают связь его ареста со знакомством с Блюхером.

В секции также были представлены сообщения старшего научного сотрудника Тюменского государственного университета Дмитрия Нечипорука «Надежда Мандельштам в Пскове» и литературоведа Татьяны Поздняковой «Надежда Мандельштам и Василиса Шкловская-Корди», а также воспоминания Варвары Шкловской-Корди, дочери писателя Виктора Шкловского, о Надежде Мандельштам.

Работа конференции продолжилась в пяти секциях. В ней приняли участие 23 исследователя из НИУ ВШЭ, Музея истории российской литературы имени В.И. Даля, Института мировой литературы имени А.М. Горького РАН, университетов и исследовательских центров США, Израиля и Великобритании.

Музыкальная программа чтений включала исполнение «Неаполитанских песенок» в переводе Осипа Мандельштама и песен на стихи Осипа Мандельштама в исполнении Арсена Ревазова. Подробнее о концерте можно прочитать здесь.