В отечественных школах практикуется формирование мигрантских классов, что не помогает интеграции детей в российское общество. На обособленность работает и тактика поведения самих мигрантов. Культурная и религиозная дистанции между местными жителями и приезжими с каждым годом только увеличиваются. Об этом шла речь на онлайн-семинаре «Интеграция: стратегии государства и траектории мигрантов», организованном ВШЭ совместно с РАНХиГС.

Участники семинара обсуждали посвященное этой проблеме исследование, которое представила Екатерина Деминцева, директор Центра качественных исследований социальной политики НИУ ВШЭ. В его основе — интервью с учителями, администрацией и родителями учеников. Вопросы задавали также в рамках фокус-групп с учениками школ в Москве, Подмосковье, Томске и Иркутске.

В ходе исследования выявлена практика формирования классов по принципу этнического происхождения ребенка, а не по его гражданству или знанию русского языка. Даже если ребенок родился в России и хорошо говорит по-русски, его определяют в класс с детьми, недавно приехавшими из стран Средней Азии и Кавказа. Из такого класса русские родители обычно стараются забрать своих детей, а пополняется он теми, у кого проблемы с учебой или поведением. Таким образом, дети мигрантов изначально оказываются в маргинальной позиции. Причем такую стратегию принимают все стороны отношений.

«Школы не готовы работать с детьми-инофонами, поэтому различные стратегии для адаптации выбирают отдельные учителя по своей инициативе. Родители детей мигрантов воспринимают эту ситуацию как нормальную, так как сами в российском обществе подвергаются дискриминации со стороны местного населения и чувствуют себя неуверенно, боятся противоречить администрации», — рассказала Екатерина Деминцева.

Учителя считают, что проблемы, с которыми их школы сталкиваются в связи с прибытием детей мигрантов после распада СССР и появлением новых независимых государств, сильно отличаются от ситуации с этническим разнообразием в советское время. По их словам, дети мигрантов из Средней Азии больше не говорят по-русски, а культурная и религиозная дистанции между местными жителями и приезжими с каждым годом только увеличиваются.

Таким образом, интеграция детей начинает двигаться по маргинальной траектории, заложенной еще в школе.

Дмитрий Опарин, научный сотрудник Центра качественных исследований социальной политики, рассмотрел в качестве интеграционного поля для мигрантов мусульманские пространства российских городов. По его словам, сейчас во многих молельных залах проходят языковые занятия, консультации с юристами и другие полезные встречи. Это очень важно, так как среди трудовых мигрантов 15% сельских жителей и 30% — из малых городов.

Таким образом, молельные залы, мечети и медресе выполняют функцию миграционных образовательных и культурных центров и дают возможность присоединиться к сообществу соотечественников. Образуются этнические карманы, которые дают возможность мигрантам интегрироваться в российское общество, считает Дмитрий Опарин.

В то же время есть основание говорить о диверсификации мусульманского пространства, отметил он. Оно становится более разветвленным. Даже если в городе один религиозный центр, он вбирает в себя несколько направлений религии, и такой плюрализм проявляется во всех городах. Например, в московском мусульманском пространстве все чаще присутствуют одновременно выходцы из Центральной Азии, Северного Кавказа и Закавказья.

Марк Симон, ведущий научный сотрудник Центра перспективных социальных исследований РАНХиГС, исследовал культурные проекты с участием центральноазиатских мигрантов второго поколения. В своем выступлении он отметил такие тенденции, как культурализация вопросов межэтнических отношений на уровне российских административных структур и политические возможности диаспоральных организаций.

Фото:  Росмигрант.рф