Работа по 12 часов в сутки без выходных, жесткий дресс-код, полицейские облавы — такими условиями «радует» Южная Корея нелегальных гастарбайтеров. Особенности местного рынка труда и трудовой миграции обсуждались на семинаре Института социальной политики НИУ ВШЭ «Миграционные исследования».

Аспирант факультета антропологии Центра исследований Городского университета Нью-Йорка Ян Матусевич представил доклад о трудовой миграции из стран бывшего СССР в Южную Корею. Он рассказал, что собирал материал в течение двух месяцев пребывания в Корее в 2019 году. Страна начала импорт рабочей силы в 2004-м после бурного экономического роста в 1990-е годы. Прежде всего власти стремились привлечь этнических корейцев из Китая, а также из стран СНГ, потомков советских корейцев, выселенных с Дальнего Востока в конце 1930-х годов. Тогда многие «корёсарам» переезжали в Южную Корею, устраивались на работу и основывали свой бизнес.

Иностранные рабочие из стран бывшего СССР делятся на три группы. Этнические корейцы и члены их семей находятся на верху пирамиды гастарбайтеров: имея официальные документы, они могут получить гражданство, им доступно официальное трудоустройство.

Дальше — уроженцы стран Центральной Азии, прошедшие специальные курсы (в том числе языковые) и заключившие контракты с работодателями, которые можно продлевать на срок до 10 лет. Они, как правило, неплохо знают язык и работают в сельском хозяйстве, рыболовстве или пищевой промышленности.

На нижней ступени — нелегалы, которые, приехав под видом туристов, остаются на длительный срок или периодически выезжают во Владивосток и вскоре возвращаются, чтобы не нарушать закон. Это значительный пласт миграции, по которому нет данных. Они выделяются в толпе, полиция чаще их проверяет, они часто подпадают под депортацию, они редко владеют языком и могут заниматься только неквалифицированной работой. При этом регулярная миграционная амнистия позволяет нарушившим срок пребывания выехать и снова вернуться.

По официальным данным, среди постсоветских стран лидерами по числу мигрантов в Корею в 2019 году стали Узбекистан, Россия и Казахстан (около 26 000, 18 000 и 12 500 человек соответственно).

В 2020 году Минюст Кореи объявил, что из страны не выехали 280 000 прибывших по безвизовым соглашениям, однако численность мигрантов из стран СНГ в сообщении не приведена.

Ян Матусевич рассказал о своих наблюдениях в нескольких анклавах, где живут и работают гастарбайтеры. Один из них — это пригород Сеула Ансан (час езды от центра на метро), где находится громадный индустриальный комплекс с большим количеством заводов. В Ансане живут выходцы из разных стран Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока, Центральной Азии. В центре жилого района докладчик насчитал 12 ресторанов казахской и узбекской кухни, вывешены российские и другие национальные флаги. Указатели улиц сделаны на корейском, китайском и русском языках, а также на латинице, заметно стремление властей продемонстрировать мультикультурность.

В Ансане расположено около 100 заводов, выпускающих тапочки, маски, обои, тесты на COVID-19 и др. Ян Матусевич назвал Южную Корею страной крайне жесткого капитализма. До 2018 года предельная продолжительность рабочей недели составляла 68 часов, затем ее снизили до 52, но эта норма не распространяется на малые предприятия (до 300 работников), где трудящихся эксплуатируют крайне жестко. В лучшем случае работник может рассчитывать на два выходных в месяц, в крайних ситуациях речь идет о 10 выходных в год во время национальных и религиозных праздников при 12-часовом рабочем дне, 30-минутном обеденном перерыве и 10-минутном перерыве каждые два часа.

Каждый день рано утром перед офисами заводов и фабрик выстраиваются толпы потенциальных претендентов, из которых рекрутеры выбирают работников. Людей сажают в маршрутки и привозят на предприятия, где им буквально на пальцах вследствие незнания языка объясняют операции на станке или конвейере. Непонятливым быстро указывают на дверь. 

Однако мигранты отмечают: здесь тяжело, много работы, но с работниками обходятся честно, платят наличными на руки, сколько обещали. Можно заработать 1500–2000 долларов в месяц, такие зарплаты трудно себя представить в странах Центральной Азии.

В Корее достаточно жесткое миграционное законодательство, есть штраф в размере 20 000 долларов за эксплуатацию нелегальных мигрантов, но его за последние 10 лет ни на кого не накладывали. Нередко проходят полицейские рейды, во время которых работники стараются разбежаться, чтобы не подвергнуться депортации. Они происходят вскоре после споров с работодателями из-за задержки или неполной выплаты зарплаты, что позволяет подозревать полицию в сговоре с хозяевами. 

Гастарбайтеры из бывшего СССР стараются селиться неподалеку от места работы. В местах их компактного проживания русский играет роль языка общения, на нем в соцсетях идет интенсивный обмен сведениями о вакансиях и найме жилья. Вокруг мигрантов сложился бизнес: кафе, магазины халяльной еды для исповедующих ислам, такси, развозящие на работу просрочивших визы и опасающихся пользоваться общественным транспортом мигрантов. По словам жителей мигрантских районов, в них сложились в целом неплохие отношения между выходцами из разных стран.

За несколько лет выработался русско-корейский неформальный лексикон. Немецким словом «арбайт» называют временную подработку с оплатой наличными, «чанобой» — это подработка, «яган» — ночная смена. Общежитие называют «кошевон», а малогабаритную студию — «ванрум».

Респонденты-мигранты нередко презрительно относятся к южнокорейцам-мужчинам, считают их поведение излишне манерным. Женщины из России и Центральной Азии жалуются на жесткий дресс-код: от них требуют полностью закрывать плечи и руки даже в жару и могут уволить за появление на работе в футболке с коротким рукавом.

Заведующий Центром качественных исследований социальной политики ИСП НИУ ВШЭ Екатерина Деминцева поинтересовалась, кого больше среди мигрантов — стремящихся закрепиться в Корее или желающих заработать и вернуться.

По мнению Яна Матусевича, среди приехавших на заработки есть обе группы, преобладает сезонная миграция на определенные виды работ, работники стремятся заработать на квартиру, дачу или машину. Исключение составляют «корёсарам», которые, приехав на временную работу, предпочитают обосноваться на новом месте. Кроме того, некоторые мигранты пытаются остаться в Корее, заключив брак. 

Руководитель Центра исследований межнациональных отношений Института социологии РАН Владимир Мукомель был удивлен тому, что россияне находятся на нижней ступени в иерархии мигрантов.  

Докладчик объяснил ситуацию длительной подготовкой работников из Центральной Азии, в том числе серьезным изучением корейского языка, и авантюристичными действиями наших соотечественников: они нередко едут в Корею, не имея подготовки, договоренности с будущим работодателем и не зная языка. 

Директор Института демографии им. А.Г. Вишневского НИУ ВШЭ Сергей Захаров спросил, понимают ли власти Кореи демографический вызов и вероятные риски миграции, рассматривают ли они мигрантов как будущих граждан или только как временных работников. 

Ян Матусевич пояснил: власти страны часто заявляют, что мигранты должны вернуться домой, но в условиях демографического кризиса они принимают меры по привлечению корейцев из других стран. Работала также программа привлечения женщин из Юго-Восточной Азии для заключения ими брака с одинокими корейцами, но она завершена.

Отвечая на вопрос HSE Daily, докладчик отметил, что серьезных конфликтов между мигрантами и местными жителями не происходит, а мелким стычкам не придают серьезного значения.

Научный сотрудник Центра качественных исследований социальной политики ИСП НИУ ВШЭ Дмитрий Опарин поинтересовался отношениями между мигрантами из бывшего СССР и из Монголии.  

По словам Яна Матусевича, в Южной Корее сложилась значительная монгольская диаспора. Благодаря заключенному еще в 1990-е годы договору о привлечении рабочих они появились в стране раньше выходцев из бывшего СССР. В Сеуле есть район, где селились выходцы из Монголии. В последние годы к ним прибавились мигранты из России и Центральной Азии. Посредниками между ними становятся выходцы из Бурятии. Благодаря им некоторые кварталы приобрели русскоязычный колорит.

В обсуждении также приняли участие филолог Кристиана Луккетти (Университет Мюнхена) и профессор факультета антропологии Европейского университета в Петербурге Сергей Абашин.

Фото: iStock