После того как Кавказ в конце XVIII — начале XIX века стал частью Российской империи, понадобилась эффективная бюрократия, способная наладить управление недавно присоединенными территориями и диалог с местным населением. В этих целях был организован социально-образовательный лифт для выходцев из местной знати за счет обучения в лучших российских университетах. Насколько эта практика оказалась эффективной? Этой теме был посвящен кросс-культурный семинар Института классического Востока и античности (ИКВиА) НИУ ВШЭ.
Декан факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге Амиран Урушадзе представил доклад «“Кавказские воспитанники”: имперский проект полезного чиновника в правительственных дискуссиях и административной практике». Он рассказал, что проект «кавказских воспитанников» отчасти близок советским практикам позитивной дискриминации, когда представителям ряда народов предоставлялись значительные преимущества при получении образования и построении карьеры. Таким образом формировалась индоктринированная элита. В архивах накопилось много бюрократических документов, но релевантных источников личного происхождения значительно меньше.
С момента вхождения Восточной Грузии в Российскую империю нарастал дефицит чиновников, способных понимать нужды местного населения и принимать эффективные решения. Одной из ключевых проблем был перевод официальных документов на местные языки. Командующий кавказским корпусом генерал Павел Цицианов писал Александру I, что местное население не понимает распоряжений власти и действий русской бюрократии. Нужны были чиновники, способные взаимодействовать с местным населением на понятном языке, демонстрировать ему, что Россия пришла всерьез и надолго.
Чтобы повысить качество управления, сначала пытались создать привилегированные условия для российских чиновников в регионе: выдавались двойные прогонные деньги, гарантировалось ускоренное продвижение по службе и производство в следующие чины. Однако эти меры помогли лишь залатать дыры: бюрократы рассматривали службу на Кавказе как временную, не учили языки и не становились культуртрегерами. «Русский бюрократ был ленивым империалистом», — констатировал Амиран Урушадзе.
Было очевидно, что нужен другой вариант воспитания кадров. Наместник на Кавказе, влиятельный вельможа Михаил Воронцов, предложил воспитывать детей чиновников, военных и местной знати, образовывая их, и таким образом создавать эффективных чиновников. Принятые им меры можно назвать образовательной реформой на Кавказе. По его настоянию был организован Кавказский учебный округ, которому были подчинили все учебные заведения региона, причем гимназии и школы получили определенную автономию. Кавказский наместник мог влиять на образовательную траекторию в регионе. Михаил Воронцов призвал чиновников и гимназистов изучать местные языки, владение ими назвал условием создания качественного управления.
Памятник Михаилу Воронцову в Тбилиси, установлен в 1867 г., фото: Wikimedia Commons
В 1845–1854 годах число воспитанников учебных заведений выросло с 2200 до 4700 человек. Однако это были преимущественно жители Грузии, а также дети казаков, русских чиновников и офицеров, но этого было недостаточно. Михаил Воронцов подготовил проект обучения в университетах и других высших учебных заведениях уроженцев Кавказа. Проект рассматривали в Кавказском комитете: обсуждали оптимальное количество студентов, приоритетные специальности, распределение по вузам и дальнейшую службу. В итоге их общая численность была определена в 160 человек. «Кавказскими воспитанниками» становились успешные ученики учебных заведений региона по результатам экзаменов.
Против проекта выступили министры просвещения и финансов Сергей Уваров и Федор Вронченко. Первый требовал исключительно утилитарного образования и противился поездкам за границу, второй считал чрезмерными расходы на воспитанников. Эти позиции поддержало большинство в комитете: региону, по мнению властей, нужны были прежде всего прикладные специальности. Министр государственных имуществ Павел Киселев, напротив, предложил расширить список специальностей за счет аграрных, инженерных и коммерческих, и эту инициативу поддержали. Ключевыми вузами, где обучались кавказцы, стали Петербургский университет, Межевой институт, медицинский факультет Московского университета. Программы их подготовки хорошо отражены в архивных документах.
«Кавказские воспитанники» учились по специальным программам, они не должны были учить иностранные языки и другие классические дисциплины. Впрочем, некоторые изучали непрофильные предметы. После получения образования в российских вузах они должны были вернуться на Кавказ и прослужить не менее 6 лет. Нравственность и лояльность воспитанников проверяли наместники, военный министр Захар Чернышев, управляющий делами Кавказского комитета Владимир Бутков: они были одновременно надзирателями и заступниками. Сведения об успехах воспитанников публиковались в газете «Кавказ», им важно было не подвести начальство и своих родителей.
После выпуска воспитанники получали значительные привилегии: двойные суммы на прогон, годовое жалование, преимущество при назначении на ряд вакансий и ускоренное чинопроизводство (повышение раз в два года), при должном усердии они могли быстро дорасти до надворного советника — чина, равного армейскому подполковнику или флотскому капитану 2 ранга. Однако случалось, что выпускники Технологического института не находили работы по специальности из-за отсутствия промышленности на Кавказе. Возвратившиеся из России воспитанники нередко сталкивались с негативным восприятием социума, становились чужими среди своих. Сворачивание (оптимизация) системы началось вскоре после окончания Кавказской войны, в 1860-е годы, и активизировалось в 1870-е. Так, были опасения армянского сепаратизма и создания патрон-клиентских систем на местах. Это привело к снижению квоты до 128, а затем и до 80 человек. В результате кавказцы, служившие на родине, стали редкостью.
Отвечая на вопрос профессора Европейского университета Сергея Абашина о различиях имперских и советских практик позитивной дискриминации национальных меньшинств, Амиран Урушадзе отметил, что, в отличие от СССР, в дореволюционной России не акцентировали внимание на национальных идеях. Однако империя также занималась социальной инженерией, создавая новые статусы и новые идентичности, отличавшиеся от большевистских.
Модератор семинара, старший научный сотрудник ИКВиА Ольга Бессмертная, поинтересовалась, как складывались судьбы кавказских воспитанников. Автор доклада напомнил про карьеру министра внутренних дел, одного из соратников Александра II Михаила Лорис-Меликова, окончившего Лазаревский институт восточных языков, и осетинского просветителя Коста Хетагурова. По словам Амирана Урушадзе, лучше всего изучена судьба воспитанников грузинского происхождения. Многие из них, например выпускник Ветеринарного института Ной Жордания, активно участвовали в политических событиях, а после революции заняли видные посты в независимой Грузии. Другие выпускники российских университетов сыграли роль в революционных событиях на Северном Кавказе.
Грузины, члены Государственной Думы первого созыва от Тифлисской и Кутаисской губерний. Второй слева сидит Ной Жордания, фото: Wikimedia Commons.
Профессор Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств НИУ ВШЭ Владимир Бобровников спросил, учитывались ли религиозные взгляды. Автор доклада рассказал, что религиозный компонент принимали во внимание. Так, юношей, исповедовавших ислам, преимущественно направляли учиться в Казань. Владимир Бобровников спросил также, какова была роль воспитанников в качестве посредников между российскими властями и местными жителями. После окончания университетов воспитанники были скорее не посредниками, а чиновниками с расширенным функционалом, объяснил Амиран Урушадзе. Он также сообщил, что многие представители местной элиты предпочитали отправлять своих сыновей на военную службу: многие родовитые юноши, в том числе сын имама Шамиля Джамалутдин, учились в кадетских корпусах. Однако в конце XIX — начале XX века престиж чиновников отдельных специальностей вырос и приблизился к уровню престижа военных.
Ведущий научный сотрудник ИКВиА Сергей Минов предложил сравнить колониальные практики и ориентализм Англии и России. По мнению Амирана Урушадзе, определенные аналогии между британской Индией и российским Кавказом налицо, история с воспитанниками, которых называли «детьми Воронцова», похожа на стремление британской администрации сформировать корпус чиновников из индийцев, по цвету кожи и по культуре схожих с англичанами. Их называли «детьми Макколея». Сам Михаил Воронцов, проживший много лет в Лондоне, был англоманом. Также, полагает докладчик, Россия использовала опыт Франции в Алжире.
В обсуждении также приняли участие доцент школы философии и культурологии НИУ ВШЭ Анна Афанасьева, преподаватель ИКВиА Антон Ихсанов и аспирант Санкт-Петербургской школы гуманитарных наук и искусств Тамара Коблева.
Фото: здание Тифлисской гимназии, источник: Е. Л. Марков. Очерки Кавказа: Картины кавказской жизни, природы и истории. — СПб.; М., 1887.
