Настольные военные игры, изначально созданные для обучения офицеров, сегодня стали популярным хобби миллионов по всему миру. При этом такого рода игры неизбежно оказываются связаны с восприятием национальной и мировой истории, ее осмыслением и переосмыслением.

Международный центр антропологии НИУ ВШЭ провел семинар, на котором заместитель директора центра Глеб Александров представил доклад «Маленькие войны: история и антропология настольных варгеймов».

Докладчик отметил, что военные игры как культурный феномен изучены не слишком хорошо и, несмотря на существование ряда отдельных работ, в том числе отечественных авторов, возможностей для дальнейших исследований по-прежнему много, а само явление, безусловно, заслуживает более тщательного изучения.

Историю современного варгейма автор предлагает отсчитывать от появления системы правил «Кригшпиль», которую разработал прусский офицер Иоханн фон Рейшвиц для обучения прусских офицеров. Она во многом отличалась от привычных нам сегодня: непосредственное общение игроков, находившихся в разных комнатах, ограничивалось, связь между ними поддерживали гонцы, а руководил игрой опытный офицер, решавший спорные моменты, опираясь на собственный боевой опыт.

На игру обратили внимание другие страны, которые заимствовали «Кригшпиль», модифицировав его с учетом особенностей национального военного образования. Творение фон Рейшвица оказалось, однако, довольно скучным, и популярности как хобби оно, несмотря на краткий всплеск интереса у публики, не снискало. Интерес к военным играм возродился накануне Первой мировой войны благодаря писателю-фантасту Герберту Уэллсу, который увлекся играми с оловянными солдатиками вместе с еще одним известным писателем, Джеромом К. Джеромом. В 1913 году Уэллс опубликовал книгу «Маленькие войны», в которой описал краткие правила игры. Уэллс обеспечил ей популярность на несколько десятилетий вперед: книга написана очень иронично и живо, а энтузиазм писателя оказался весьма заразителен.

При этом «Маленькие войны» — парадоксальное произведение для Уэллса, бывшего на протяжении большей части жизни убежденным пацифистом. Наиболее яркая часть всего произведения — заключение, в котором Уэллс открыто выражает неприятие войны как средства разрешения межгосударственных противоречий и даже предлагает (естественно, в шутку) изолировать генералов великих держав в каком-нибудь загородном доме, полном солдатиков, где они смогут упражняться в военном искусстве без вреда для окружающих. Тем не менее сложно не заметить некоторый контраст между принципиальным неприятием войны и увлеченностью ее же игровой симуляцией.

Росту популярности варгеймов в первой половине XX века способствовал как минимум еще один писатель — Флетчер Прэтт. У него собирался своего рода варгеймерский кружок, в который входил целый ряд видных фантастов того периода. Этот «литературный» период развития варгеймов закончился уже после завершения Второй мировой войны. Ключевую роль в развитии хобби в 1950–1960-е годы играли относительно немногочисленные любительские сообщества, члены которых, впрочем, прилагали большие усилия к популяризации настольных баталий. 

Американец Джек Скруби начал продавать собственные миниатюры, существенно более качественные и при этом значительно более дешевые, чем доступные до этого, а в 1957 году приступил к изданию дайджеста, в котором статьи про игры и сражения готовили сами подписчики. Его первоначальный тираж не превышал 40 экземпляров. 

Огромную роль в популяризации варгеймов сыграл еще один энтузиаст, английский физиотерапевт Дональд Фэзерстоун, издавший в 1962 году “Wargames”, первую (со времен Уэллса) книгу о настольных варгеймах, опубликованную не благодаря усилиям любительского сообщества, а в настоящем издательстве и немалым тиражом. Популярность этой работы показала, что интерес к варгеймам, безусловно, присутствует и среди широкой публики, вне немногочисленного сообщества любителей. 

К началу 1980-х годов настольные варгеймы приобретают массовую популярность и из нишевого хобби превращаются в настоящую индустрию с годовым оборотом, составлявшим десятки миллионов долларов. Изучение и самих варгеймов, и сложившегося вокруг них сообщества на данном этапе требует проведения репрезентативных качественных исследований. На сегодняшний день они крайне немногочисленны. Основная же часть представленного доклада была посвящена возможным подходам к исследованию варгеймов как культурного и социального явления.

Один из них можно назвать исследованием травмы: в ранний любительский период значительную часть игроков составляли ветераны Второй мировой, в том числе имевшие реальный боевой опыт и награды. Вероятно, таким образом они прорабатывали травмы, полученные во время армейской или флотской службы в экстремальных условиях. Другие игроки, служившие в армии, но не участвовавшие в боевых действиях непосредственно, возможно, пытались тем самым сблизиться с теми, кто воевал, компенсируя недостаток личного присутствия на поле боя. 

В определенной степени это характерно для части нынешних игроков: когда служба в армии трактуется как элемент причастности к определенной общности, символ маскулинности (отразившийся в поговорке «не служил — не мужик»), мужественность симулируется через игру.

Не менее интересно восприятие истории, трактовка ее ключевых событий через игровые практики. В американских варгеймах популярным периодом остается Гражданская война — ключевой момент для коллективной памяти США. Для части жителей Юга до сих пор характерна глорификация Конфедерации и армии южан как защитников благородного, пусть и безнадежного, проигранного дела, противостоящих бездушному варварскому Северу. Военные игры становятся способом «исправить», пусть и в очень ограниченных масштабах, историю и добиться «заслуженной» победы.

Значительный интерес в этом отношении представляет и игровая репрезентация Второй мировой войны, позволяющая конструировать альтернативные исторические ситуации, например победу стран Оси или высадку союзников в Европе в 1942 или 1943 году. Такие версии показывают, как конкретный индивидуум видит «правильное» развитие истории. Это не коммеморация исторической действительности, а формирование альтернативной исторической правды (возможное и, например, в художественной литературе, как в популярных на постсоветском пространстве историях о «попаданцах»). Исторические игры также можно воспринимать как версию создания альтернативной истории, более доступную, чем кино или написание книг, и обладающую рядом преимуществ именно в силу своей игровой природы, обеспечивающей ощущение сопричастности и прямую конфронтацию с оппонентом, так что исторический «идеал» не просто конструируется, а добывается «в бою».

Военные настолки можно рассматривать и с точки зрения взаимодействия человека с историей в целом. Они во многом отражают представления об общем ходе человеческой истории — возможно, даже более ярко, чем другие элементы популярной культуры. В них проявляются глубоко укоренившиеся стереотипы, связанные, например, с наследием эпохи колониализма и восприятием тех или иных регионов как фундаментально «диких» или «отсталых».

Существующий стереотип о широкой распространенности в варгеймерских сообществах правых политических взглядов несколько преувеличен, но определенные основания у него есть, что в некотором смысле парадоксально, учитывая, что большинство пионеров варгеймов — от Уэллса до любителей-энтузиастов 60-х годов — были либо скорее левыми, либо по меньшей мере далеки от крайне правых дискурсов. В какой момент и почему варгеймы «поправели» — вопрос, как отмечает автор доклада, дискуссионный. В порядке предположения можно связать этот процесс с развитием консерватизма и обращением к прошлому как к одной из его характерных черт. Впрочем, это не более чем предположение, и проблема в целом по-прежнему далека от окончательного решения.

Отдельный вопрос, рассмотренный в докладе, касается варгеймов в СССР, где настольные военные игры существовали, но не приобрели популярности, пусть даже отдаленно сравнимой с западной, хотя на первый взгляд они превосходно вписались бы в систему военно-патриотического воспитания наравне с «Зарницей» и уроками начальной военной подготовки.

Возможно, такая ситуация была вызвана более глубокой травмой войны и большим количеством ветеранов и очевидцев событий Великой Отечественной, что, впрочем, не объясняет отсутствия интереса к играм по, например, Средним векам. Возможна иная, более фундаментальная причина: отсутствие свободной коммуникации и невозможность для участников открыто проигрывать альтернативные сценарии, например предполагающие победу белых в Гражданской войне. Увлечение военной миниатюрой и оловянными солдатиками необязательно означает политизированность, но подразумевает индивидуальное обращение к прошлому, осмысление коллективной памяти, в условиях СССР контролировавшееся государством практически монопольно.

Ведущий научный сотрудник Международной лаборатории логики, лингвистики и формальной философии НИУ ВШЭ Александр Поддьяков заметил, что формы военной игры, напоминающие описанные в докладе, упоминаются в знаменитой книге Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания», а также в фильме «Монолог», герой которого, академик Сретенский, собирал солдатиков.

По мнению докладчика, возросший в последние годы интерес исследователей к тематике варгеймов может быть связан с тем, что в России выросло поколение исследователей, лично знакомых с темой и активно игравших в военные настольные игры западного образца.