Распространение популярной психологии научило россиян относиться к эмоциям более рационально, управлять ими, а впоследствии пытаться их инвестировать в выгодные отношения. Любовь рассматривается как прибыль, а страдания — как ущерб. В чем тут подвох, рассказала HSE Daily социальный антрополог Дарья Терешина.

В начале 90-х годов прошлого века российская психологическая наука подверглась радикальной перестройке. Строгая коммунистическая идеология сменилась рыночной, ценностями стали считаться инициатива, предприимчивость и творческое мышление. Открылись частные центры, где россиянам оказывали различные психологические услуги. Кроме того, широкое распространение получила популярная психология, ориентированная на неискушенного читателя. С тех пор она все глубже проникает в умы россиян, оказывая влияние на все социальные и межличностные связи, отношение к себе и своей жизни в целом.

Идеологическая перестройка нашла отражение и в работах ученых-психологов, которые противопоставили капитализм и социализм в сфере эмоций. Этому посвящена проектная работа социального антрополога, прошедшего программу постдоков НИУ ВШЭ, Дарьи Терешиной.

Понятие «эмоциональный капитализм» впервые появляется в работах израильской исследовательницы Евы Иллуз, которая изучала американскую культуру эмоций и в начале 2000-х ввела этот термин для описания эмоциональной жизни среднестатистического американца, для которой характерно рациональное отношение к эмоциям, то есть умение их контролировать и управлять ими. Такой подход изменил отношения человека с окружающими, повлиял на брак и интимность. Происхождение, образование, связи и личностные качества стали рассматриваться как капитал, а эмоции — как инвестиции. В этом режиме человек относится к дружбе и браку как к долгосрочной сделке, которая приносит прибыль, и, исходя из этого, выбирает партнеров, строит взаимоотношения с ними.

«Страдания абсолютно противоестественны для эмоционального капитализма, боль патологизируется. Если вы испытываете боль, значит, вы неправильно выбрали человека, с которым вы общаетесь, и нужно избавиться от этой боли», — пояснила Дарья Терешина.

В ответ на исследования Иллуз возникла тенденция описывать эмоциональную культуру в современной России через понятие эмоционального социализма. Термин придумала около 10 лет назад социолог российского происхождения Юлия Лернер, которая занимается изучением постсоветской российской культуры эмоций.

Для культуры эмоционального социализма характерно отсутствие контроля над эмоциями: например, любимого человека не выбирают и не планируют, что будет дальше. Для эмоционального социализма боль и страдания не являются чем-то ненормальным, это неотъемлемая часть жизни, в том числе любовных отношений.

Эти понятия основаны на бинарной логике, говорит эксперт. Среди социальных исследователей долгое время было очень популярным противопоставлять капитализм и социализм, и здесь абсолютно такая же модель.

«Я исследую современную психотерапевтическую культуру в России и хочу посмотреть, как эти модели работают на уровне повседневности, насколько понятия, которые привносит психотерапия, актуальны для постсоветского субъекта, насколько это совместимо с нашими культурными установками, ожиданиями и ценностями. Как терапевтические модели влияют на восприятие и взаимоотношения с другими людьми, на то, как в целом мы выстраиваем коммуникацию», — рассказала она.

Кроме того, исследователю интересно выяснить, как психотерапия включена в социальное неравенство, как она воспроизводит это неравенство и как разные социальные группы осваивают психологическую культуру и предлагаемые ею технологии улучшения себя.

Бинарную систему уже неоднократно критиковали в области истории, антропологии, социологии, добавила Дарья Терешина. По ее мнению, критика вполне справедлива.

«Когда мы выстраиваем такую бинарную логику через противопоставление моделей, основанных на рациональности рынка, другим, нерыночным, рациональностям, мы очень многих вещей не видим, концентрируемся на различиях и не замечаем сходства», — пояснила она. Отказ от подобного дихотомичного мышления позволяет нам задаваться вопросами, а есть ли что-то общее, например, между попытками формирования нового человека в Советском Союзе и способами самотрансформации, предлагаемыми в рамках глобального терапевтического дискурса с его нацеленностью на максимизацию своей продуктивности. И в этом случае понятия эмоционального капитализма/социализма будут скорее мешать, чем помогать исследовательскому поиску.