Глобальная декарбонизация все больше влияет на экономические процессы во всем мире. Россия как страна, традиционно специализирующаяся на производстве и экспорте ископаемого топлива, оказывается особенно подвержена этому влиянию. Анализ сценариев глобальной декарбонизации показывает, что углеводороды более не могут быть драйвером российской экономики. Однако падение спроса на нефть, газ и уголь для России не только риск, но и возможность реализовывать иные ресурсы и технологии. О макроэкономических последствиях глобальной декарбонизации, которые рассматривают сегодня ученые, рассказал руководитель департамента мировой экономики, заведующий Научно-учебной лабораторией экономики изменения климата НИУ ВШЭ Игорь Макаров на открытой лекции «Глобальная декарбонизация и российская экономика: опыт сценарного анализа».

Риски и возможности 

Глобальная декарбонизация — необратимый процесс. Неопределенность касается только его скорости и пределов, указывает Игорь Макаров. И хотя текущих темпов зеленого перехода недостаточно для того, чтобы кардинально сократить выбросы парниковых газов и достичь температурных целей Парижского соглашения, их достаточно, чтобы изменить всю мировую экономику.

Глобальная декарбонизация оказывает огромное влияние на российскую экономику уже сейчас, продолжает исследователь. Основные каналы воздействия — экспорт энергоносителей и углеродоемкой продукции (в совокупности именно на эти области приходится более 90% российского экспорта). Углеводороды не могут быть более драйвером российской экономики. «Нет реалистичных сценариев, при которых экспорт углеводородов из России в натуральном выражении может превысить уровень 2019–2022 годов», — констатирует эксперт.

Более 70 стран официально объявили о целях достижения углеродной нейтральности к середине века. Меры по декарбонизации применяются как на международном, так и на страновом уровне. Уже около 23% мировых выбросов парниковых газов покрыто ценой на углерод. Оборот углеродных рынков превысил 100 млрд долларов.

Парижское соглашение, к которому присоединились свыше 190 стран, ставит целью удержать прирост глобальной температуры в пределах 1,5–2 °С по сравнению с доиндустриальным периодом. Чтобы выполнить цель 1,5 °С, уже к середине века необходимо обеспечить углеродную нейтральность — достижение нулевых нетто-выбросов парниковых газов. С периодичностью раз в 6–7 лет Межправительственная группа экспертов по изменению климата готовит оценочные доклады, служащие научной основой глобальной климатической политики. Прошлый доклад вышел в 2021–2022 годах. Он содержит следующие оценки: нетто-выбросы парниковых газов должны сократиться на 13–45% к 2030 году и на 52–76% к 2050 году для удержания роста температуры в пределах 2 °С по сравнению с доиндустриальным периодом; на 34–60% к 2030 году и на 73–98% к 2050 году для удержания роста температуры в пределах 1,5 °С

Декарбонизация для России — это не только риск, но и возможности: страна обладает огромным потенциалом дешевого сокращения выбросов, возможностями для их поглощения, а также ресурсами и некоторыми технологиями, востребованными и в низкоуглеродном мире. Существующие риски для развития страны имеют внешний характер и находятся вне контроля России. Бездействие их усугубляет, а развитие углеродного регулирования может смягчить, уверен исследователь.

Экономический анализ изменения климата и оценочные модели

«Главным инструментом экономического анализа изменения климата являются интегрированные оценочные модели (IAM). За разработку одной из первых моделей такого типа американский экономист Уильям Нордхаус получил в 2018 году Нобелевскую премию. При этом современные интегрированные оценочные модели гораздо сложнее», — отмечает Игорь Макаров.

Такие модели объединяют методы исследования климатических и экономических наук, а также климат и экономические системы и содержат четыре этапа:

• Нет содержимого
• Нет содержимого
• Нет содержимого
• Нет содержимого

«В отношении климата не делают прогнозов — только сценарии. Прогноз — это попытка ответить на вопрос, как будет, а сценарий — это попытка ответить на вопрос, что будет, если… Будущее климата зависит от выбросов парниковых газов, а они — от политики государств мира. Мы заранее не знаем, как она будет развиваться, а потому даем различные варианты будущего», — поясняет спикер.

Более 70 стран официально объявили о целях достижения углеродной нейтральности к середине века. Эти цели конвертируются в различные направления зеленой трансформации мировой экономики. В частности: Европейский зеленый курс; Акт по борьбе с инфляцией в США (выделение 386 млрд долларов на зеленые технологии); масштабные программы развития возобновляемых источников энергии в Китае и других странах; введение цены на углерод в 78 странах и регионах мира; сегодня около 23% мировых выбросов парниковых газов оплачивается ценой на углерод: каждая тонна выбросов должна быть компенсирована либо в форме углеродного налога, либо в форме цены на разрешения в рамках системы торговли выбросами, оборот углеродных рынков уже превысил 100 млрд долларов; развитие новых отраслей (возобновляемая энергетика, электромобили, водородная экономика); введение в ЕС с 2023 года Механизма пограничного углеродного регулирования (Carbon Border Adjustment Mechanism, CBAM), который предусматривает наложение цены на углерод на товары, импортируемые в Евросоюз (о запуске схожего механизма также заявила Великобритания); постепенное отслеживание выбросов вдоль всей цепочки добавленной стоимости; развитие рынка зеленых облигаций (в 2022 году они выпущены на 443 млрд долларов); распространение стандартов Целевой группы по раскрытию информации о финансовых рисках, связанных с природой (TNFD), и повсеместное климатическое стресс-тестирование. 

Опыт сценарного анализа 1: Парижское соглашение и российская экономика

В своем выступлении Игорь Макаров рассказал об исследованиях, касающихся макроэкономических последствий глобальной декарбонизации, которые он проводил вместе с коллегами. 

Работа над первым из таких исследований началась в 2016 году. Для анализа использовалась модель EPPA (Economic Projection & Policy Analysis, MIT). Она охватывает 18 регионов и 14 интегрированных секторов. При этом энергетика, главный сектор в этой части, разделен на множество субсекторов. Модель берет данные из GTAP (модель Проекта анализа глобальной торговли. — Ред.). Там есть вся необходимая информация: таблицы «затраты — выпуск», матрицы социальных счетов, ассоциированные экологические счета, двусторонние торговые потоки, потоки энергоресурсов в физических единицах.

За базовый год взят 2007-й. EPPA проводит рекурсивную симуляцию на 2010 год, а затем с 5-летними интервалами до 2100 года. Модель откалибрована по фактическим уровням ВВП в 2010 и 2015 годах, а далее — по краткосрочным прогнозам ВВП от МВФ.

Рабочая группа по этому исследованию прогнозировала влияние политики на ВВП и благосостояние, построив четыре сценария. 

• Нет содержимого
• Нет содержимого
• Нет содержимого
• Нет содержимого

«В базовом сценарии темпы прироста реального ВВП России максимальные. То есть если никто ничего не будет делать, то Россия, которая специализируется на добыче ископаемого топлива, в таком случае будет показывать максимальные результаты с точки зрения экономического роста. При сценарии INDC, когда другие страны будут реализовывать свои цели даже до 2030 года, а после этого ничего делать не будут, российский ВВП ежегодно будет сокращаться на 0,2–0,3%», — поясняет Игорь Макаров. Сценарий «2 градуса» приведет к дополнительным потерям в 0,3–0,5% ВВП ежегодно. 

Если для каждого сценария рассматривать изменения в экспорте российских энергоносителей, то при ратификации Парижского соглашения в 2030 году этот показатель будет на 20% ниже (в энергетических единицах) по сравнению с базовым сценарием. К 2050 году соответствующее сокращение достигнет 25% для сценария INDC и 64% — для сценария «2 градуса» с участием России.

Что касается экспорта российского газа, то Парижское соглашение приведет к его небольшому увеличению к 2030 году. В сценарии INDC он будет выше в 2050 году, чем в 2015-м (на 25% в Европе и на 60% в Азии). В сценарии «2 градуса» с участием России экспорт резко упадет в Европе.

Главная угроза от Парижского соглашения — не российские усилия по сокращению выбросов, а риски сокращения экспорта российского топлива. Диверсификация необходима. Возможный сценарий: налог на ископаемое топливо => распределение доходов на образование => повышение производительности труда новых работников => более высокий выпуск=> рост ВВП.

Результаты: начальное небольшое снижение ВВП в 2020 году (на 0,11, 0,24 и 0,39% за 1, 2 и 3% налога соответственно), но устойчивое увеличение ВВП в дальнейшем (к 2050 году 1,3, 2,7 и 3,95% относительно «без диверсификации»).

«В долгосрочном плане сценарий хороший, но в краткосрочном болезненный», — отметил спикер.

Опыт сценарного анализа 2: пограничное углеродное регулирование ЕС и российская экономика 

Второе исследование Игорь Макаров проводил совместно со Всемирным банком в 2021 году во время пандемии коронавируса. Оно посвящено последствиям пограничного углеродного регулирования в ЕС и влиянию глобальной декарбонизации на российскую экономику. Для этого исследования использовалась модель ENVISAGE (Environmental Impact аnd Sustainability Applied General Equilibrium).

«В этом случае было другое разделение по регионам и по секторам. Более того, работа проходила в двух группах, оперирующих двумя разными модификациями модели и имеющих две разные задачи», — пояснил спикер.

Первая часть исследования была посвящена последствиям введения пограничного углеродного регулирования в Европейском союзе для российского экспорта. Конечно, в настоящее время возникли уже совсем другие барьеры на пути российского экспорта в Европейский союз. Однако поставщики российских товаров на восточном направлении все равно должны это учитывать, потому что впоследствии из этой продукции производятся товары, которые идут в Европу. 

Механизм пограничного углеродного регулирования (СВАМ) в ЕС — это часть Европейского зеленого курса (достижение углеродной нейтральности к 2050 году) и пакета Fit for 55 (сокращение выбросов на 55% к 2030 году). Цель CBAM — предотвращение «утечки углерода»: ситуации, когда европейские производители, сталкиваясь с жестким климатическим регулированием, из-за этого теряют конкурентоспособность по сравнению с производителями других стран. В рамках CBAM этой системы европейские импортеры покупают СВАМ-сертификаты, покрывая ими углеродный след импортируемых товаров. Размер платежей рассчитывается на основе цены на углерод на европейском рынке (сейчас составляет порядка 73 евро за тонну). При этом если поставщик платит цену на углерод в своей стране, то при импорте в ЕС эта сумма может быть полностью вычтена из платежей СВАМ. В настоящее время оцениваются выбросы в результате промышленных процессов внутри компании, но идет обсуждение введения цены на углерод от косвенных выбросов (косвенные выбросы парниковых газов — одна из составляющих углеродного следа компании, они являются следствием ее операционной деятельности, но возникают из источников, не принадлежащих организации и не контролируемых ею. — Ред.).

«Здесь важно то, что это не российские компании платят европейцам, как очень часто преподносится в российских средствах массовой информации. Платят импортеры. Потеря российских экспортеров состоит в том, что они теряют рынок из-за того, что их продукция теперь включает плату за углеродный след, которую импортер будет нести. Поэтому импортер, с одной стороны, предпочтет в отдельных случаях выбирать европейский аналог, а в других случаях выбирать аналог из другой страны, где углеродный след меньше», — поясняет спикер. 

Доля углеродного следа, который покрывается СВАМ-сертификатами, постепенно увеличивается, потому что параллельно внутри Европейского союза отменяются бесплатные разрешения на выбросы для европейских производителей, и эти процессы синхронизированы. Ранее предполагалось, что 100% углеродного следа будет покрыто в 2035 году. Сегодня в планах уже 2030 год.

СВАМ даже без учета санкций не оказывал критического влияния на российскую экономику: экспорт в ЕС к 2035 году должен был сократиться на 18 млрд долларов, при этом 11 млрд из этих потерь были бы компенсированы ростом экспорта по другим направлениям.    

Парадоксально, что введение СВАМ должно было положительно сказаться на экспорте первичного ископаемого топлива из России в ЕС. Это связано с тем, что на сами углеводороды СВАМ не распространяется, а связанное с этой мерой увеличение производства углеродоемкой продукции внутри ЕС создало бы на них дополнительный спрос. В терминах ВВП СВАМ не оказывал существенного влияния на российскую экономику. 

«Гораздо большее влияние, чем СВАМ, оказывает на российскую экономику глобальная декарбонизация. Если другие страны вводят цену на углерод — это одна беда. Если они вводят цену на углерод и при этом вводят еще пограничное углеродное регулирование — это гораздо серьезнее, так как это нивелирует эффекты утечки углерода от них к нам», — поясняет Игорь Макаров. 

И вновь, как и в первом исследовании, ключ к смягчению рисков от глобальной декарбонизации лежит в диверсификации. В работе рассматривалось два сценария такой диверсификации. Традиционная диверсификация предусматривает, что доля ренты от добычи топлива (1% ВВП) направляется на субсидирование энергоемких видов промышленности, а при диверсификации активов доля ренты (1% ВВП) направляется на образование и НИОКР. «Участие в мерах по сокращению выбросов совместно с диверсификацией активов обеспечивает наилучшие результаты среди всех комбинаций сценариев, способствуя росту благосостояния», — подчеркивает эксперт. 

Опыт сценарного анализа 3: экспорт российских энергоносителей в разных сценариях глобальной декарбонизации после 2022 года

В настоящее время Игорь Макаров проводит совместно с младшим научным сотрудником Научно-учебной лаборатории экономики изменения климата Мариной Стародубцевой исследование по изучению и описанию сценариев развития декарбонизации в условиях санкций и отказа западных стран от российского экспорта энергоносителей. 

Исследователи рассматривают три вероятных сценария глобальной климатической политики (базовый, сценарий «ОНУВ» (определяемые на национальном уровне вклады в рамках Парижского соглашения) и «Глобальная декарбонизация»), для каждого из которых учитывают два геополитических варианта развития событий: «Примирение» и «Конфронтация». До 2030 года разницы между ними практически нет, после в варианте «Примирение» восстанавливается спрос на российские уголь, нефть, нефтепродукты, газ для Европы и Северной Америки, а в варианте «Конфронтация» он остается нулевым. 

В качестве источников спроса на российские энергоносители в исследовании рассмотрены 10 регионов. Доля импорта каждого из видов ископаемого топлива, приходящаяся на Россию, останется в следующие периоды на уровне базового года (2022-го) вне зависимости от изменения их абсолютных объемов в структуре энергобаланса. Инфраструктурные ограничения сдерживают экспорт до 2030 года, после 2030-го инфраструктура подстраивается под спрос.

Даже в базовом сценарии совокупный экспорт углеводородов из России в натуральном выражении к 2030 году сократится на 19% из-за отказа Европы от импорта угля, нефти и нефтепродуктов. В перспективе до 2040–2050 годов динамика экспорта углеводородов будет существенно зависеть от состояния отношений России с Западом. В варианте «Примирение» возможен рост: совокупный экспорт углеводородов увеличится на 21% к 2040-му и на 27% к 2050-му относительно 2022 года. Вариант «Конфронтация»: совокупный экспорт сократится на 23% к 2040 году относительно уровня 2022 года.

В сценариях «ОНУВ» и «Глобальная декарбонизация» к 2030 году совокупный экспорт углеводородов в натуральном выражении сократится на 23–24%. В перспективе 2040–2050 годов динамика экспорта подвержена рискам снижения спроса на наиболее углеродоемкие виды топлива. В варианте «Примирение» еще возможен рост экспорта углеводородов (от 3 до 21% к 2050 году в зависимости от сценария), но в варианте «Конфронтация» неизбежно падение: совокупный экспорт углеводородов сократится на 21–30% к 2050 году. 

Если же брать за базу для сравнения не 2022 год, а среднее за 2019–2021 годы (до начала ограничений на экспорт российских углеводородов в Европу), то можно констатировать, что нет ни одного реалистичного сценария развития событий, при котором российский экспорт углеводородов в натуральном выражении будет выше этого уровня. Лишь экспорт природного газа на азиатском направлении имеет очевидные перспективы роста, однако и этот рост будет медленнее, чем желаемые темпы роста российской экономики. Таким образом, углеводороды более не могут быть драйвером ее развития.

Исследования по оценке рисков глобальной декарбонизации для российского экспорта в целом, отдельных отраслей и компаний крайне востребованы. В ближайшее время будет востребована и оценка эффектов для российской экономики от введения цены на углерод внутри страны. Делать это придется в условиях отсутствия собственных интегрированных оценочных моделей и ограниченного доступа к глобальным моделям общего равновесия, отмечает Игорь Макаров.